- Вот как… - демон легонько потянул Этайн за руку, чтобы она поднялась из кресла. Он не скрывал своих намерений и того, что хочет видеть ее обнаженной. Хочет видеть своей. Здесь и сейчас.
Рука у Эффутуо была крепкой и, несмотря на деликатность, в каждом движении мужчины чувствовалась настойчивая, пока что хорошо скрытая сила.
Душу человеческую можно считать незрелым плодом, пока ее однажды не коснется любовь. Не дикая страсть и зов плоти,  а то чувство, которое заставляет совершать глупости и героические поступки.
«И было, когда стал человек умножаться на земле и дочери родились у них. И видели сыны сильных дочерей человеческих, что хороши они, и брали себе жен из всех, каких выбирали…»
Когда-то очень давно он перепутал любовь с похотью. Ловушка была более чем достойной. Он желал, и ради этого готов был поплатиться всем. Это «все» он отдал не раздумывая, вынув из собственной души и протянув на ладонях. Кто же знал, что в конечном итоге все обернется позором, и в погоне за своим желанием, он потеряет изначальную суть?
«И положи на него гpyбый и остpый камень, и покpой его мpаком, чтобы он оставался там навсегда, и закpой емy лицо, чтобы он не смотpел на свет!»
Теперь же, через несколько тысячелетий,  Король Порока, этот старик с лицом и телом юного, изуродованный следом рафаиловой пощечины, был тем, кем должен был стать. Глупо отрицать, что среди многих прочих недостатков его бытия, Эффутуо - Ашмедаю подчинялась большая часть человеческих чаяний и чувств, а уж как разбередить их он знал наверняка.
Но сейчас был иной случай. В извечном желании обладать было что-то еще. Прикосновения Этайн разбередили что-то давнее, то, чему он и название забыл. Что-то болезненное и вместе с тем невероятно сладкое. Чувство, которого он, испорченный множеством чувственных экспериментов и ухищрений, очень давно не испытывал.
Довольно легко избавив Этайн от одежды, он повторял ладонью линии ее тела, чертил чуткими руками линии груди, живота, лона и хотел, чтобы она ласкала его, возможно так, как когда-то Ева впервые ласкала растяпу Адама, не уследившего за своей страстной и любопытной женушкой.
Дипломатическая беседа довольно быстро перешла в беседу интимную. Сшитый из тяжелой парчовой ткани кафтан, теперь расстегнутый полностью, упал на узорчатый ковер. За ним широкой алой лентой последовал широкий, расшитый драгоценностями пояс и демон, подхватив Этайн на руки, увлек ее к находившейся в паре шагов кушетке.

То, что под одеждой Этайн оказалось оружие, Эффутуо проигнорировал, как будто  кинжалов там не было вовсе.
До срока. Просто не обратил внимания, или умело сделал вид.
Следом за кафтаном наземь отправились богато расшитая льняная рубаха цвета топленного молока и штаны. Шелк тюрбана, который он торопливо размотал, открыл золото густых, немного вьющихся волос, змеями рассыпавшихся по широким плечам. Однако лицо демона осталось все так же скрытым золотой маской, как и прежде.
Король Порока был худощав и жилист. Узкобедрый, с телом, гладким как мрамор, с умащенной благовонными маслами кожей, под которой скрывались волокна тугих мышц. От него ощутимо пахло мускусом и амброй, густым, смолистым, сладким ароматом восточных масел. Сквозь эти запахи  отчетливо пробивался его настоящий, немного звериный, с нотой полынной горечи.
Эффутуо, как мушку в янтаре, не тронуло время, оставив вечно молодым и неизменным в многообразии лиц и масок.
Сейчас сложно было предположить, что это существо может быть невообразимо жестоким, настолько нежен он был.
Интимные поцелуи отзывались жжением в груди, привычной тяжестью в паху, твердостью плоти. Это было почти болезненно, потому что возбуждение, которое испытывал Эффутуо, в какой-то момент стало нестерпимым.
Однако вопреки этому, он не торопился. Сделав глубокий вдох и медленный выдох, мужчина остановил ласки Этайн, на мгновение, сжав ладонями предплечья женщины, побуждая ту немного сменить позицию вместе с ним. Король Порока великолепно владел своим телом, равно как и Этайн, поэтому труда это не составило. Мягкий перекат, напрягшиеся кубики пресса, сильные руки, поддержавшие воительницу за талию.
Он предпочел взять ее сидя, глядя в лицо. Поэтому сменив положение, с партнершей на руках, Эффутуо повернулся, облокачиваясь на спинку кушетки. Ноги Этайн оказались  над его плечами, на спинке. Руки Эффутуо надежно  поддерживал партнершу, позволяя ей немного откинуться назад. Так он отчасти проверял степень ее доверия. Ведь Этайн должна была довериться ему безгранично, чтобы позволять удерживать себя практически на весу.
В его распоряжении оказались ее ключицы и великолепная грудь, которую он не обошел вниманием и поцелуями. Войдя в ее лоно, Эффутуо сделал первый уверенный толчок, чтобы потом задвигаться поначалу ритмично и мягко.

Для него это означало практически полное обладание, которое само по себе было уже приятнее большинства ласк. Обладание и управление. Он вынуждал женщину подчиниться своей воле. Так медленно и постепенно сгибают металлический стержень, нагревая его.
Стоит ли говорить, что температура этого процесса во многие разы превышала температуру кипения? И стоит ли говорить о том, что настроение Эффутуо по сравнению с двумя предыдущими часами переменилось кардинально?
Опиумный дым дурманил разум, но более его дурманила страсть. И все-таки, даже сейчас Порок был чертовски расчетлив, избирая наиболее удобную для себя стратегию в ведении «дипломатических переговоров».
В Лабиринте беда? Не стало короля Чумы? Этот сумасшедший мир полнится слухами?
Пусть подождут. Его величество только что распробовал вкус нового лакомства.
Если поначалу Эффутуо был осторожен и «принюхивался» слово зверь к самке, то теперь Король Порока действовал смелее, поскольку сейчас Этайн принадлежала ему.
Крепкая хватка рук не ослабевала. Он держал Этайн так, что вздумай она вырваться в сей момент, ей пришлось бы приложить немалые усилия. К тому же, женщина целиком и полностью зависела от того, кто удерживал ее на себе. Ей приходилось балансировать, при этом активно работая бедрами и мышцами лона, чтобы доставить ему удовольствие.
Целуя, Эффутуо ласкал соски Этайн, обводя их острым языком, слегка покусывая, пока они не стали ярко-алыми, словно бы выкрашенными хной.
Вместе с этим демон стал двигаться быстрее и гораздо более резко. Преимущества этой позы состояли в том, что она позволяла почувствовать малейшие нюансы ласк. Наконец, насладившись грудью Этайн, демон перешел к шее, намеренно оставляя следы, которые несомненно проявятся потом еще ярче, после того как они разомкнут объятья. Это были почти укусы, перемежаемые не то взрыками, не то змеиным шипением, поскольку в этот момент как нельзя ярко проявлялась его суть.
Неистовству любовных забав Эффутуо предпочитал отдаваться с головой.
И это было только начало.
Потому что потом он шепнул на ушко Этайн, чтобы та скрестила ноги, обхватывая его за талию и, продолжая поддерживать женщину,  попросту перенес свою драгоценную ношу на стол.
В тот момент, когда крестец Этайн коснулся поверхности резного предмета интерьера, выполненного в восточном стиле и украшенного богатой инкрустацией слоновой кости, послышался жалобный звон опрокинутой посуды.
По цветастому ковру покатились фрукты, бокал Короля разбился вдребезги, падая вниз и расплескивая вино.
Распластав женщину под собой, Эффутуо с диким смехом покрыл ее вновь, вытягивая и фиксируя руки Этайн так, что на запястьях обязательно останутся синяки.

«Смотри на меня, Тея. Смотри  и запоминай» - мысль невысказанная, но отчетливо читающаяся в потемневших до вайдового оттенка глазах демона. Этайн сейчас походила на живой диковинный инструмент, из которого Эффутуо виртуозно извлекал судорожные вздохи и стоны, вплетая их в одному ему известную мелодию.
Им вторил хор остальных любовников, сочетавшихся друг с другом в невообразимых позах прямо на траве в королевском Саду Удовольствий. Им вторил южный ветер, колыхавший белые полотнища шелка. С ними вместе шелестела листва деревьев, как когда-то шелестела она в унисон движениям гибкого змеиного тела Асмодея.
На спине Короля Порока вместе с испариной отчетливо проступили вздыбившиеся позвонки, острые лопатки торчали обломками некогда потерянных крыл. Пшенично-золотые волосы демона разметались по плечам в беспорядке. Умащенное драгоценными ароматными маслами тело двигалось в быстром ритме, почти механическом, четко совпадающем с тактами биения сердца.
Скрытое золотой маской лицо, теперь будто бы слившееся с ней, было пугающе, нечеловечески прекрасно.
Иногда он запрокидывал голову, хрипло смеялся, как зверь скалил белые, ровные зубы, обнаруживая жемчуга в кармине алого, жадного рта. Затем вновь припадал к ее губам, словно желая напиться, вбирая в себя сладострастие.
«Смотри на меня, Тея. Смотри и запоминай». Все изгибы сильного тела. Каждый толчок. Хватку гибких, длинных пальцев. Алчное стремление к наслаждению, в котором Эффутуо был способен измучить, выпить силу и чувства до последней капли, горячим ветром пустыни иссушить ее.
Но сейчас он не только брал, но и делился своей страстью с той, которая по собственной воле приняла его. С той, чьи губы были так нежны, а руки ласковы.
Таким было продолжение этого странного танца, начавшегося с разговоров о политике и недомолвок. Таким этот «менуэт» стал после того, как оба прямо сказали друг другу о том, чего хотят. Без слов.
И режущая кромка кнута, и темно-алая кровь, и танцы со слабо поблескивающими лезвиями мечей, все это было затяжной прелюдией к данному пиршеству плоти.
«Смотри на меня, Тея. Смотри и пой. Пой свою победную песнь, услаждая слух и сердце». Его черное сердце в бешенном ритме соития заходилось от восторга и той сладкой, почти болезненной горечи, что дарили эти мгновения. Его случайная (а может быть и нет) любовница была податлива как воск, отзывчива и обжигающе горяча.
И он, однажды, несколько тысячелетий назад преступивший запрет заглядываться на дочерей человеческих, вновь прильнул к ее пахнущему восхитительным ароматом телу, чтобы как цветок, сорвать с губ очередной стон.

«О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!  Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!»
Страсть – это дурман, вид безумия, когда не остается более ничего, кроме стремящегося к пику наслаждения существа. Страсть – это другая реальность, когда наслаждение туманит взор, и мир вокруг больше не имеет никакого значения. Страсть – это слияние, когда двое становятся одним, и только через мгновение каждый из них осознает собственную суть, а пока они являют собой обнаженное нечто, изо всех сил стремящееся к моменту смерти или нового рождения.
Движение из небытия в бытие совершают они, взявшись за руки, неистово лаская друг друга, делясь объятьями, поскольку в этот отрезок времени что-либо перестает существовать.
И этот самый миг, в экстатической пляске каждому из них дано заглянуть за грань, и увидеть нечто такое, что весьма отличается от их привычного мироощущения.
«Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!»
За секунду до того, как мир брызнул яркими красками солнечного утра, заливая все вокруг неестественно ярким светом, и он содрогнулся в опустошающей, вынимающей душу,  выворачивающей наизнанку все его естество, но несущей высшее наслаждение судороге, в глазах Эффутуо отразилось тепло чужой ночи, а обоняния коснулся запах свежести со сладким привкусом от дыма костра. За секунду до того, как он отстранился от Этайн, взмокший и немного усталый, а тело наполнилось томительной негой, послевкусием этой яростной близости. За секунду до того, как он наклонился, чтобы вновь почувствовать запах ее волос, потереться щекой о щеку, торопливо поцеловать губы, грудь и пахнущее терпким соком лоно. За секунду до того, как еще не прояснившимся взором оглядел окружающее его пространство шатра, где на ковре смешались виноградины со стеклянными осколками.
«Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим…»

Если бы похмелье было приятным, то чувства Эффутуо можно было бы сравнить  с ним. Хотелось курить. В то же время только что удовлетворенная страсть нашептывала ему о том, что у этого внезапного и бурного соития могло быть не худшее продолжение. Отстраняясь от Этайн, демон прикрыл глаза. На лице его, почти полностью скрытом маской, не было заметно особого, мечтательного выражения, возникшего, как следствие этой мысли.
Женщина была прекрасна. Распластанная на столе, разомлевшая от любовной неги.
Он не спешил одеваться, просто стоял и смотрел на нее, откровенно любуясь. Молчал, мысленно очерчивая каждую линию этого восхитительно сложенного тела. Запоминал. Чувство Эффутуо было сродни тому, которое испытывает охотник, гордый великолепной добычей.

«Меткий лучник из бану суаль
Край бурнуса откинет, бывало,

Лук упругий натянет, и вмиг
Тетива, как струна, застонала.

Сколько раз он в засаде следил
За газелью, ступавшей устало

К водопою по узкой тропе,
И стрела антилопу пронзала,

И мелькала в полете стрела —
Так летят угольки из мангала.

У стрелы были перья орла
И о камень отточено жало.

Старый ловчий без промаха бил,
Лань, сраженная им, не вставала».*

Наконец, во властном и откровенно собственническом жесте, ладонь его прошлась от шеи полукровки к животу, скользнула меж грудей, что были как луны близнецы, как два сочных плода. И мужчина подал женщине руку, чуть потянув на себя, помогая ей встать, давая понять, что она не оставлена и не одинока в послевкусии испытанного ими удовольствия.

ООС: * Кайс ибн Аль-Муллаввах

Прологом стала дипломатическая беседа, а эпилогом - молчание. Эффутуо облачился довольно быстро, хоть и с некоторой ленцой. Он знал, что женщина наблюдала за ним, поэтому не отказал себе в удовольствии немного подразнить ее. Голод нельзя утолять полностью, иначе не захочется еще. А если вы сыты, тогда должны немного проголодаться.
Разумеется, Астарт узнает подробности переговоров. Если не узнает, то догадается. И понимание этого льстило Эффутуо не меньше, чем само внимание Этайн.
Этайн, Этайн - какое сладкое имя. Взгляд демона упал на оружие. Для него это была еще одна художественная, стилистическая деталь. Образ женщины, который следует рисовать мазок за мазком, постепенно, если, конечно, хочешь ее узнать. Он узнал ее ночью тогда. Теперь узнал днем. И узнает еще, если Этайн придет к нему сама или если они вновь столкнутся у какого-нибудь злачного местечка навроде "Зеленой Канарейки".
Когда оба были облачены, а руки случайных любовников торопливо разгладили все складки одежд, Эффутуо с улыбкой взглянул на кельтку и не удержался от того, чтобы произнести:
- Благодарю вас за проявленное к нашей общей проблеме внимание. Леди Этайн, если вы пожелаете навестить этот уголок мироздания вновь, я буду несказанно рад.
Слова прозвучали почти анекдотически. Но Эффутуо не смог удержаться от того, чтобы не создать небольшой и безобидный курьез.
Порыв ветра неожиданно сильно всколыхнул белую ткань шатра. С востока быстро и неотвратимо наползали набухшие влагой, тяжелые грозовые тучи:
- Гроза... - мужчина вздохнул и прищурил внимательные лазурные глаза. - У нас есть три минуты, чтобы убежать от ливня. Пойдемте, я вас провожу.

» Замок Короля Порока: Кабинет