Все шло именно так, как планировал хозяин сего заведение, впрочем, слово «планировал» слабо применимо к подобному мероприятию и месту, где все дышало столь дикой, первозданной необузданностью, где позволено было все и было схоже с театром лишь внешне. Ибо не имело под собой определенного сценария, лишь роли были куплены заранее. Но особых послаблений своим подопечным он не давал и прочно держал все в своих руках, памятуя о старых былых временах, когда будучи еще в человеческой личине он играл в одном театре, талантливо и непревзойденно, проживая каждый раз на сцене свою жизнь, свою личину, настолько владея голосом, что ему пророчили большое будущее… Но ничего этого уже нет и все воспоминания кажутся жалкими потухшими угольками, которые изредка попадаются ему на глаза, заставляя вспоминать без чувств, без малейших эмоций о былом.
Сейчас для него театр Вавилона был лишь одним большим недоразумением, очередной забавой, в которой он ломал свое давнее восприятие высокого искусства, с изощренной жестокостью и полным отсутствием норм морали, переделывая классиков на свой лад, он ставил воистину мерзкие, но завораживающие свой тошнотворной красотой вещи.
Пара легких не имеющих особого смысла вещей, как, к примеру, исповедь самоубийцы или же поэтапное изощренное соблазнение девственницы, переодетой в странное животное, имеющее некое сходство с парнокопытным, с торжественным принесением ее в жертву божеству похоти. Сие действо было разделено на четыре этапа, первый знаменовал собой выбор достойнейшей из всего стада, второй - это превращение животного в человекоподобное существо, что должно было возвеличить и приблизить к божеству, третий это детальное соблазнение жрецами, тщательно продуманная оргия и завершалось все это действие кровавым принесением в жертву на грубо сделанном каменном алтаре.
Банальность, которую Алайн предпочитал не смотреть, но зная, что большинству зрителей подобное нравится, да и к тому же это неплохо разогревало публику, готовя к более изощренным представлениям.
Центральное место занимало собой небольшая пьеса Сенеки «Федра» разумеется, основательно переработанная владельцем Вавилона. Главными фигурами в ней являлись статный молодой юноша с божественной фигурой и чистейшими синими глазами, который играл Ипполита, сына амазонки и знаменитого Тесея. И безобразного вида карлица, которая играла роль Федры, мачехи Ипполита, развратная ведьма, наводящая иллюзорные чары всеми силами стремилась соблазнить пасынка, а когда он в очередной раз отверг ее, то Федра оклеветала Ипполита перед отцом, будто бы его сын домогался до нее и изнасиловал. Тесей проклял своего сына, которому ничего не оставалось как бежать с острова, но его настигло чудовище посланное богами и особенно красочной, жесткой была смерть юноши. Всю пьесу пронизывала умелая нить тонкой психологической игры на уродстве и красоте, откровенной низости и пошлости, граничащей с невинностью и чистотой, только соприкасаясь два полюса создавали феерическое томление и предвкушение, осложнено все было и интригами богов, их откровенным вмешательствам посреди действа, переходящими и в зал, где среди толпы зрителей могла запросто бродить нагая развратная Афродита и чистая невинная Артемида, которые в финале пьесы предаются похоти прямо на окровавленных останках Ипполита.
Все это отстранено прокручивал в своей голове Алайн, заранее готовый к тому, что все может пойти не так, как он задумывал, но тем паче, будет чем скрасить вечер, скромный позыв в глубине души потребовал жестокости, созерцания крови, смешанной с дикой животной болью и ужасом или же чего-то эстетически прекрасного, далекого, что невозможно было бы получить немедленно. Взгляд его льдисто-голубых глаз остановился на свите короля порока и лишь чуть дернулся уголок рта в тихом отвращении, но это было лишь секундное, слишком привык ко всякому, чтобы обращать внимание, куда более его привлекло иное.
Нелепо…словно мотылек замаскировавшийся под вызывающую яркость окружающих развратно пьяных бабочек. Король Порока, да, но сейчас старый оборотень видел в нем нечто иное. Тихая спокойная поступь аккуратных серебристых сапог, поддернутых инеем, едва уловимое колыхание мягкого бархатного шлейфа.
-Добрый вечер, мессир, весьма рад вас видеть в своем театре.-Изучающий взгляд, отдающий холодом. –Пожалуй, ваше общество сегодня всецело займу я.- Легкие властные нотки в голосе, словно отрезающие ледяной стеной от всего и всех остальных.

Отредактировано Алайн (2010-03-30 06:07:11)

Разумеется, все шло не по плану и легкий налет строгости, которого придерживался он, вмиг разлетелся вдребезги, как только свита короля заполонила театр. Отдельные мини представления, мини-спектакли для увеселения народа, но соперничать с тем, что будет показано на сцене они не могли. Один леденящий взгляд и слой инея покрыл неприлично глубокое декольте мастурбирующей дамы, прерывая все их веселье и наполняя зал ошарашенными женскими визгами. Легко пошевелил кончиками стальных когтей и двое уже из свиты короля порока, намеревавшиеся уж было повеселиться с официантом застыли в премилых позах, порывшись временной оболочкой льда, но пыл всех остальных это не остудило, впрочем Алайну не было уже никакого дела до иного, когда рядом, словно экзотичная маскирующаяся бабочка, столь легко и непринужденно порхал, осыпая его ворохом калейдоскопично-разноцветных слов и резко ощутив чужое прикосновение к себе скривил уголки бледных губ, но терпимо, это было не столь неприятно как это бывало обычно.
Пропустив мимо ушей первое замечание насчет удовольствия, лишь тонко усмехнулся, думая о том, что всегда неизменно делал лишь то, что приносило хоть какой-то интерес и разнообразие в монотонность его столетий. Уверенно вел его к вип ложу, уготовленному специально для них, порой с долей брезгливости вдыхая окружающий запах все возрастающей похоти среди зрителей, но этот столь неприятный аромат смешивался с едва уловимыми морозными нотками, ирисом и, разумеется шлейф короля, столь же напоминающим долгую страстную ночь, полную сюрпризов и неожиданностей, полной первородного дикого необузданного греха и горечи…словно чаша с ядом и неизбежность. Отодвинув тяжелый полог из темного насыщенно-синего бархата он пропустил вперед Эффуто, зная, что до начала осталось совсем немного времени. Совершенно не любил пустую болтовню, предпочитая простое созерцание собеседника, угадывая и без того в каждом его жесте, все то, что хотел выразить. Движения не лгут в отличие от слов.
-Мон шер, мои дела всецело посвящены сейчас театру, многочисленные постановки, отбор лучших актеров. Бездарности однодневки, найти что-то стоящее здесь практически невозможно.- Вновь чуть скривил уголки бледных губ, опускаясь в ввысоке кресло с жесткой, леденящей кожу спинкой, но рядом стояло совершенно иное, сделанное специально для Эффуто, обитое  мягким порочно-красным бархатом, округлых форм.
-Но вскоре мне надоест и это и захочется чего-то иного, кто знает чего.-Медленно скользнул тяжелым светло-синим взглядом по его лицу, размышляя и неожиданная почти незаметная улыбка. –Мне стало любопытно, всего лишь, Вы знаете мон шер, одежде я никогда не предавал особого значения, куда лучше без нее вовсе, когда тело украшают кровавые рубцы, но в избранных случаях. На вашей же спине я оставлял бы исключительно нежно розовые, совсем легкие, словно бы первый поцелуй.-Спокойно говорил, положив когтистую ладонь на массивный подлокотник своего кресла и было неясно то ли он шутит, то ли говорил всерьез.

Алайн с какой-то меланхоличной отрешенностью созерцал, то, как мелкие льдинки стряхиваемые ручкой дамы, разлетаются в разные стороны, не причиняя ей вреда. Ему было все равно, он лишь выражал этим свое неудовольствие, и это было формальностью, легким напоминанием о том, что он следит за всем, позволяя все, но  в тоже время, давая ощутить свою ледяную длань. Милое зрелище разврат двух дам не вызывал никаких эмоций все было слишком непрофессионально и бездарно на придирчивый вкус оборотня. А юноши весьма удачно украшала зал, сделал заметку себе на будущее создать побольше на досуге таких живых ледяных статуй…весьма эстетично и красиво.
Именно сейчас столь очаровательное существо, сидящее рядом, напоминало ему себя самого еще  в те дни, когда он мог что-то испытывать, интересоваться всем, искать новых ощущений и окружать себя новыми любопытными вещами. Странные искорки скользили по зеркальцу, которое достал король порока, словно легкий золотой хоровод солнечных зайчиков, но это был обман. Все было обманом здесь и сейчас и ничто иное не вписалось бы так удачно, как фальшивый блеск и роскошь, красивый порок и уродства. Разумеется, Алайн будучи непревзойденным гордецом считал себя верхом совершенства и тактично всегда забывал о том, насколько сам был изуродован душевно, считая это лишь своей милой особенностью.
Красоту короля порока он воспринимал не как нечто соперничающее с собой, а скорее впервые вещь достойную его вниманию и все чаще ледяной взгляд с неким оттенком одобрения останавливался на точеных чертах его лица. Едва уловимый морозный выдох, напоенный магией, и поверхность его зеркальца затянуло тонким узором инея, формируя его портрет, который приобретал до забавного искаженные черты лица и яркий взгляд горящий красным оттенял нарочную бледность.
- Любите игры с ремнем, мой дорогой? Понимаю. Я тоже страсть как люблю пороть. А если розги как следует в соленой воде вымочить, как божественно они свистят
Бледные губы Алайна чуть покривились слишком грубо было для его изысканных игр из которых он прежде всего извлекал красоту, будь то боль и рассеченная кожа или же пытки. Всегда неизменным требованием была жестокость на грани красоты, особой в его понимании.
-Наша любовь расходится, шер, но быть может оно и к лучшему. Не было ли в вашем замке пополнений? Любопытных животных? Красоты…что в вашем понимании красота?-Легкий задумчивый блеск в беспощадно холодных глазах. А между тем на сцене начался оживленный первый акт, но он абсолютно не интересовал владельца Вавилона, все это он считал лишь выполненной работой, о которой можно забыть. Все менялось в нем с такой непринужденной легкостью, менялись приоритеты, менялось то, что волнует его и тревожит..лишь одно всегда оставалось неизменным – это любовь к себе.

Лишь сдержанно отстраненно оценил эту неожиданную улыбку на лице короля порока, быть может многие тысячелетия назад она бы тронула его, вызвала, если бы не теплые чувства взрослого сделавшего подарок ребенку, своему родному ребенку, то хотя бы чувство некого удовлетворения, но сейчас это был лишь отстраненный интерес существа, которое неожиданно для себя открыло то, что еще могло привлечь его внимание и это было занятным. Медленно протянув свою длань со смертоносными когтями к его лицу, он заправил легкие прядки, выбившиеся из сложной прически за ухо, проделав это так ловко, что даже не задел кожи.
-Порой то, что естественно для одних вызывает дикий восторг для других. Взять к примеру негра и полярного человека, один круглый год видит вокруг себя толщи снега и воспринимает это как обыденность, а другой готов танцевать от восторга и большими глазами разглядывать колючие холодные хлопья снега. Для художника рисовать картины является обычным делом, а для тех, кто не умеет держать кисти в руках – это кажется чем-то невероятно запредельным и таинственным, возможность запечатлеть с фотографической точностью каждый листик на дереве, каждую жилку. –Чуть скривил свои губы, понимая, что особой нужды говорить о столь понятных вещах и не было. Гораздо любопытней было наблюдать за неподражаемо быстрой сменой эмоций на его безупречном лице, возраст которого выдавали лишь глаза, глаза демона, который обречен на вечную жизнь и вечные поиски того, что могло хоть на время дать ощущение Жизни. О, да, нам есть чему завидовать у смертных. А смертным власть дана любить и узнавать, для них и звук в персты прольется… И одиночество вечное безоглядное одиночество, впрочем для Алайна – это было скорее благодать, никогда и никого он не терпел долгое время рядом с собой и чем больше народа окружало его, тем омерзительней это было, ведь в них было столько несовершенного, а это вредило эстетическому вкусу оборотня. Лишь со временем ему стало все равно и это равнодушие было возведено в ранг абсолюта.
– Красиво то, что искренне, мой дорогой. Но это не про нас.
-Искренне? Убийство отца сыном в состоянии буйной ярости – это искренне. Он желал смерти и он ее сотворил.-Чуть помедлил, вполне осознавая, что именно хотел сказать Эффуто.
-В последние дни я увлечен механическими куклами. Из человека вынимают все, что может гнить, вялят и дополняют механикой. Есть очень интересные образцы, но если приглядеться, вы и здесь их найдете без труда. Правда, не так искусно исполненные.
-Именно, не столь искусно исполненные, а искусственное совершенство пусть и мнимое куда приятней, чем созданное природой. Пожалуй, мне стоит навестить ваш замок как-нибудь, шер.
Вновь его взгляд упал на сцену, но все это вряд ли могло быть интересным для них. Принесли белое мускатное вино, вручая его королю порока. Белое вино, в котором плавали крупные сочные виноградинки.

Пожалуй, даже в фальши можно было найти удовольствие. С минуту задумчиво созерцал его улыбку, похожую на легкий крылья ядовитой бабочки, которая столь неожиданно пропадает, растворяясь в тумане иллюзий. Для него красота могла быть любой, как искренней, так и насквозь фальшивой суть была не в этом. С абсолютным спокойствием и равнодушием на лице, которое уже стало маской, а маска неотделимой частью его, он впитывал малейшее проявление сущности короля Порока, это было похоже на легкую захватывающую игру, где не было ни проигравших, ни победителей, каждый получал свое.
- Скажите, вы любите щеглов?
Этот вопрос походил на изысканный юмор, уголки бледных губ оборотня чуть дрогнули в легкой ничего не значащей улыбке.
-Я не люблю ничто и никого, кроме себя Эффутуо и потому вопрос выглядит несколько забавным. Мне все равно есть ли они или их нет, я нахожу куда более занятные вещи, чем щеглы, - спокойно отозвался, вполне оправдывая тем самым аппетит короля на свой порок. Вновь ледяной взгляд скользил по ложам, где царил полнейший беспредел, и это было нормальным. Некое гибридное существо помесь пса и мужчины вылизывало промежность совсем еще юной особы, брыкающейся и верещащей о помощи, скорее для привлечения большего внимания, нежели чем глупой надежды, что помогут… впрочем, помощь пришла, сзади к гибриду пристроился молодчик, видимо, страдающей зоофилией и в итоге получился весьма своеобразный коктейль, обертка была неплоха, но вкусовой содержание простоватым и не выдержанным.
- Хорошо поют, стервецы. Мы можем послушать их вместе. Приходите
-Я приду, быть может позже, - столь же легко согласился Алайн, не испытывая по этому поводу ровным счетом никаких эмоций, лишь считывая легкие эмоции воспоминаний, которые тронули искусственные озера глаз короля. Безусловно, развлечений в его замке было предостаточно, но все это было таким липким, приторно сладким, а от приторности у него сводило скулы, и возникала неуемная жажда кого-нибудь убить и насладиться горько-соленой кровью. Именно эта жажда, подобная сильнейшему наркотику уже медленно и неотвратимо накатывала на него, ее можно было легко утолить, но тогда Алайн вступил бы в порочно замкнутый круг, а быть зависимым он не любил.
Вскинув одну бровь, он с холодным интересом наблюдал за тварью, которая самовольно портила хозяйский костюм, именно потому он и не любил животных. Бесполезные и тупые создания, которые в любой момент могут нагадить даже своему горячо любимому хозяину.
-Какая досада, может ему стоит свернуть шею? – без тени сочувствия или участия спросил он, складывая смертоносные когти на своих коленях, с некой брезгливостью, разглядывая животное.