- Вы как раз вовремя, мой дорогой, - проворковал Эффутуо, как бы невзначай огладив Кристофа по спине и затем словно бы нехотя размокнув объятье. Амбра и мускус, ветивер и миндаль, и где-то на дне – неизменная горечь полыни.
- Дамы, знакомьтесь. Это Кристоф. Мы познакомились недавно. Я приехал взглянуть, как поживает мошенник Фарабуто, а он, представьте себе, сбагрил этому юноше дом, а сам исчез. Кристоф спас меня от совершенно дурацкого положения и пригласил на ужин, - слово «ужин» было пронесено с прононсом и, конечно же, в устах его величества имело определенный подтекст. Не нужно было пояснять, чем этот ужин окончился.
- Кристоф, с радостью представляю вам Марту и Гретхен, - близняшки сделали изящные реверансы, как было принято делать их во времена не столь отдаленные, каких-нибудь два с половиной – три века назад. После реверансов каждая протянула ручку Кристофу для поцелуя. По глазам чертовок было видно, что они хотят задать массу вопросов, но не решаются, по большей части потому, что боятся прогневать Короля, нежели из соображений о приличиях. Почти что птичий щебет девиц возобновился вновь:
- Вы в первый раз в наших краях?
- Ох, а как давно вы прибыли?
- Вам нравится Лабиринт?
- А как вам нынешняя мода?
- Что вы думаете по поводу нового фасона шляпок?
- Вы нюхаете табак?
- Как вам новый аромат от Жана-Поля Баклажана?
Вопросы посыпались один за другим. Стрекоча, девицы перебивали друг друга, а Эффутуо в этот момент пристально разглядывал Кристофа, и глаза демона были самой яркой драгоценностью, украшающей его изысканную и вместе с тем странную маску.
- Кстати, я приготовил вам небольшой сюрприз. Если вам будет угодно… - что и как его порочнейшее величество недоговорил. Небольшая компания двинулась по направлению к окруженному великолепной зеленью гроту.

«Бездарность» - прозвучало как гром среди ясного неба, девицы на мгновение вытаращили глазки, потом застрекотали в прежнем темпе:
- А что бы вы посоветовали?
- Какой аромат ваш самый любимый?
- Я люблю ваниль и клубничку!
- Ах, а мне нравится персик! Он такой эротичный!
- Фруктовые ноты – это прошлый сезон! Сейчас в моде альдегид!
- Альдегид для брюнеток!
- Хм! Это почему же!
- Потому что для блондинок цветочный аромат!
- Сирень? Кристоф, вы любите сирень?
- Ах, мне больше по душе ландыши!
- Те самые, которыми ты отравила меня? Тогда уж лучше гиацинт!
- Не ландыши? Тогда пионы! Правда, ваше величество?
Эффутуо снисходительно кивнул.
Все это время король наблюдал за тем, как Кристоф осваивается в компании близняшек. Надо заметить, он довольно быстро взял их в «оборот». Вот и славно, потому что по его расчетам из этого молодого человека должен был получиться толк. Сюрприз, приготовленный королем, ожидал заката, а пока… Пока у входа в грот был приготовлен столик с вином и закуской. Ужасающая праздность. И даже южный ветерок, казалось, ленился пошевелить травинки и листики в этом райском уголке. Щебетание близняшек теперь перешло от вопроса ароматов к вопросу тканей, Марта и Гретхен делились с Кристофом соображениями по поводу оттенков тканей, их фактуры и узоров. Казалось, эти птички могут трещать без умолку сутками напролет. Им льстило внимание Кристофа, и сейчас молодые потаскушки чувствовали себя необходимыми и востребованными. Веера призывно подрагивали в ладошках, украшенных кружевными митенками.
- Знаете, недавно мадам Флорентина открыла чудесную лавку с первосортным товаром… Ах, какие там шелка! Прекрасные ткани и для дам и для кавалеров!
- А рядом отдел, где продаются шляпы!
- Вы туда еще не заглядывали?
- Мечта!
- Это рядом с обувным бутиком мсье ТакАдо.
- ТакадО, милочка. Ударение на последний слог!
Пара лакеев, у стола ожидавших прогуливающихся, разложили приборы и белоснежные салфетки. Его величество указал Кристофу на стул напротив его, близняшки уселись с обеих сторон от джентльменов. Один из слуг принес Эффутуо любимого зверька – василиска Аполлинария. Подавали сочный паштет из потрошков дичи, свежеиспеченный хлеб и несколько салатов.
- Может быть, мы выпьем за встречу? – сказала Гретхен, поднимая бокал с сухим красным.
- Это очень хорошая идея! – подхватила Марта, убирая белокурю прядь за ушко, а вместе с ней и длинного земляного червя. Тот быстро юркнул в ухо  прелестницы.
- Великолепная идея, - поднял бокал его величество. – Ваше здоровье, Кристоф. Ваше удовольствие, дамы.

Солнце быстро закатилось за горизонт, как будто его уронили, вывалили из ведра в канаву. За беседой ни о чем время пролетело быстро. К голосам девиц прибавилось ворчливое кудахтанье слепого из-за намордника василиска, который так и норовил клюнуть стол, тарелку, хозяйскую руку и все, что попадало в пределы его досягаемости.
Обсудили все: от ароматов до сладостей. Эффутуо имел в беседе самое малое участие, иногда отпуская короткие комментарии. Девицы принимали колкости как комплименты и открыто любовались Кристофом. Обе млели от каждого обращенного к ним слова. Можно было не сомневаться, что на следующий день эти сплетницы разнесут весть о новом подданном Короля Порока в самом наилучшем виде, расписав все достоинства юноши в самом выгодном свете. Главное, правильно польстить, и это искусство Кристофу было знакомо. Все складывалось просто отлично.
Наконец, когда последние лучи солнца исчезли на горизонте, Эффутуо отложил белоснежную салфетку, которую держал в руке и, поручив василиска заботам Марты, произнес одно короткое:
- Пора.
Листья окружающей растительности начали жухнуть и сворачиваться, в просвете оголившихся ветвей зияло темно-синее атласное небо. Из-за стволов показались несколько фигур с факелами. Все  также в белом. Включая Гретхен и Марту сопровождающих было шесть. Трое мужчин и трое женщин должны были проводить Эффутуо и Кристофа в грот.
- Прошу вас, мой дорогой, - гостеприимным жестом Король Порока указал на сооружение, своды которого у входа поддерживали античные сатиры. Глаза статуй, обросших зеленоватым мхом, казалось, следили за каждым движением. Сами сатиры, должно быть, из благосклонности или повинуясь волшебству, «притворялись» изваяниями.
Внутри оказалось прохладно и просторно. Тянуло сыростью. Вниз вели мраморные ступени, у которых начиналось озерцо. Вода бликовала на низкие своды размытыми пятнами света. Весьма предусмотрительно здесь находилась черная богато украшенная лодка с вензелями и узорами, внутри обитая красным бархатом и имевшая удобные скамеечки. В ней легко можно было узнать венецианскую гондолу.
Один из сопровождающих передал своему приятелю факел и взялся за весло, ожидая, когда Эффутуо и Кристоф спустятся в лодку.
Король Порока с заметным изяществом спустился. Лодка едва покачнулась, державший весло придворный протянул свободную руку, дабы помочь Кристофу. Когда Кристоф оказался в лодке, и мужчины устроились поудобнее для небольшого плавания, «лодочник» оттолкнулся веслом от ступеней.
Путь и правда был недолгим, хотя весьма похожим на плаванье через воды Стикса. Лодка причалила к таким же мраморным ступеням, которые вели в небольшую залу. Ступени были устланы красной дорожкой, разглядеть находившуюся на возвышении залу отсюда не представлялось возможным, но был отчетливо виден льющийся на воду золотой свет. Пахло курениями, ароматной смолой, от которой уже с первых мгновений начинала кружиться голова.

На самого Эффутуо курения оказывали разве что легкий расслабляющий эффект. Когда Кристоф замешкался, опершись на стену, мужчина подал ему руку, поддерживая:
- Вы робеете, а? – приободряющее пошутил его величество и энергично, но не слишком быстро продолжил путь.
Ступени казались бесконечными и чем ближе двое подходили, тем дальше становился вход в залу. Чудилось, будто так будет продолжаться вечность.
Через какое-то время они оказались на пороге залы, которая была высечена в скальной породе. Лестница утонула в бархатной тьме. Здесь не было никаких украшательств, кроме изогнутых кованых растительных деталей с отверстиями для факелов. Из курильниц валил густой ароматный дым. На камне были высечены символы едва ли понятные человеческому разуму, а посередине было расположено нечто вроде алтаря или ложа, украшенного золотыми барельефами разнообразных сцен человеческих страстей.
Фигуры сношались во всевозможных позах, дрались, вгрызались в живот и конечности друг друга. Барельефы были выполнены с таким поразительным мастерством,  что чудилось, будто маленькие человечки шевелятся. Эхом звучали стоны, шипение, вскрики и всхлипы. Возникали слабым отголоском на грани сознания и слуха. Огонь горел ровно, но на стенах мелькали тени, и их было явно больше чем две. Верх ложа был убран шелковой материей, длинными полосами ниспадавшими с обеих сторон: у изголовья и в изножье. Кроме Кристофа и Эффутуо здесь никого не было. Сырость и холод в этом месте чувствовались не так сильно, наоборот, казалось, что каменная порода дышала необыкновенным жаром. Его величество чувствовал себя здесь более чем комфортно. Размотав шарф, он небрежно бросил его на один из сборных золотых столиков с резными полками и витыми опорами. Рядом легла треуголка. Маску Король Порока не спешил снимать. Взяв приготовленный кувшин, Эффутуо наполнил густым, сдобренным пряностями и медом кроваво-красным напитком два кубка на массивных ножках, один из которых протянул Кристофу:
- Готовы ли вы пойти со мной до конца? – этот вопрос был задан не случайно и уж точно касался не увлекательной прогулки по владениям Эффутуо.

Иногда, чтобы увидеть суть, человеку нужно немногим больше, чем его собственный разум. Опьяненный зельем, Кристоф кружился, протягивал руки Эффутуо и тот охотно присоединился к нему. Отвечал поцелуем на поцелуй, лаской на ласку. Дым из курильниц теперь стелился по низу густой пеленой, меняя цвет от синевато-белого до карминно-красного. Стены залы словно бы разъехались в разные стороны, а само помещение разрослось вширь. Постепенно, нарастающим гулом вторглись звуки музыки. Это была вольта, а они кружились в танце посреди многолюдной толпы, обряженной в диковинные карнавальные костюмы и маски. Было жарко и весело, все сверкало и переливалось. Красавицы и уродцы, великаны и карлики, старики и юноши веселились от души, безоглядно предаваясь пляске. И не было более дороги назад.
Смеялись хищные рты, горели глаза и, казалось, все бытие ходило ходуном вместе с этим безудержным весельем. Бесы праздновали свой особый праздник, ожидая, что в их компанию войдет еще один, облаченный в белое.
В танце Эффутуо стал ловко раздевать своего партнера. Белая ткань истаивала, превращаясь в пыль, под ногами то и дело пульсировал красными прожилками черный ониксовый пол. Кристоф мог слышать свое имя, повторяемое сотнями глоток, голосами мужскими и женскими.
- Кристоф! Кристоф! Кристоф! – звали, тянули руки, поздравляли, смеялись, шутили и поднимали заздравные кубки, расплескивая не то вино, не то кровь.
- Кристоф! Кристоф! Кристоф! – стонали, извиваясь по углам, совокупляясь прямо у стен и колонн. Мелькали черные и красные тени, то обретая плоть, то теряя ее.
- Кристоф! Кристоф! Кристоф! – повторяли как заклинание, доходя до истеричного исступления.
Перья, маски, стразы, драгоценные украшения, все распадалось на тысячи четких деталей, а потом сливалось в одну картину из кричаще ярких акварельных мазков. Рисовавший ее не жалел красок, запахов и звуков. Вот она чертова пляска, ведьминский шабаш.
Обнаженного его теперь гладили множество проворных рук, словно стремились проникнуть под кожу, прикасаясь, бесы стирали белесые шрамы, некоторые ворочались в ногах, целуя ступни… а после музыка утихла и Эффутуо весь в белом, подобный ангелу в звенящей тишине шепотом произнес:
- Я принимаю тебя, дитя мое.
Вновь пространство взорвалось невообразимым ликованием. И теперь уже не стены каменного свода, а огромный зал с высоким куполом видел юноша, которому надлежало стать одним из Гарпий. Он стоял возле не то алтаря, не то ложа, покрытого красным, рядом с ним возвышалась теперь огромная фигура Эффутуо - диковинного зверя, в котором было мало человеческого. Вверху, под ажурным куполом не было света, лишь тьма. И оттуда на обнаженные плечи юноши сыпались лепестки цветов. Белые как снег и как кровь красные.

Вместо мужчины, одетого в ослепительно белое, над Кристофом теперь возвышалась человекоподобная тварь с жилистым телом, словно бы изваянным из куска мрамора безумным скульптором. Демон был прекрасен и отвратителен одновременно. Огромные лазурные глаза смотрели неотрывно, следя за каждым движением. Подрагивали тонкие ноздри по-звериному приплюснутого носа. Глубокие тени залегли на впалых щеках, одна из которых была изранена и никогда не заживала. Внушительного вида звериная пасть таила в себе змеиное жало. Грива белых волос, зачесанных назад, ниспадала на спину, укрывая их нетканым плащом. За спиной шестью острыми серпами, способными изранить, изорвать в клочья, мелькали призрачные, острые крылья падшего серафима. Тело демона, крепкое и как мрамор прохладное, похожее на натянутую струну, поблескивало, словно бы имело слюдяные вкрапления. Цепкие, длинные пальцы держали юношу за плечи, и было ясно, что, даже отдаляясь, он не отпустит Кристофа теперь никогда. Асмодей склонился над тем, кого только что назвал своим дитя и поцеловал его, проникая змеиным жалом в рот юноши, который тут же заполнило горечью той самой полыни. Горечь, как яд, впитываясь в жилы, наполнила все его существо, проникла глубоко в сердце, притаившись в самом дальнем уголке. Горечь эта будет его даром, вместе  с неутолимым голодом, извечной жаждой наслаждений и сил. В обмен на это он даст ему то, о чем мечтал молодой человек – очарование, привлекательность, толпы вечно голодных и жаждущих его общества поклонников и поклонниц.
Стоит только пальцем поманить…
Отстранившись от Кристофа, в мягкой улыбке, которая странно выглядела на этом уже нечеловеческом лице, демон обнажил острые зубы. Под неистовый вой толпы, многократное повторение имени Кристофа и князя измен и похоти, они возлегли на золотое ложе, чтобы слиться в одно. Медленно, словно в танце кружились зачарованные цветочные лепестки. Белые, красные, падали вниз, зависая над ложем, истаивая в воздухе. Прелюбодеи, лжецы, воры, убийцы соприкасались кубками, выкрикивая тосты: «Долгие годы!», будто благословляя этот искаженный и извращенный союз.

"И оркестр из шести богомолов ударит в литавры,
Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках.
Первый танец - кадриль, на широких лопатках кентавра,
Сорок бешеных па по-над бездной, чье детище - мрак".

Он был неистов и жаден. Целовал сладко до приторности. Терзал без сожаления, забирая то, что принадлежало ему теперь по праву – часть души вместе с иступленными стонами молодого любовника. А вокруг бесновались, танцуя и совокупляясь, слуги его величества Короля Порока. Все превратилось в одну ужасающую оргию, которой уже ничто не могло помешать. В чаду курильниц, в опьяняюще горьком вкусе похоти, которая заполнила собой все пространство.
Он был немилосердно требователен. Снимал с губ Кристофа протяжные стоны, забирая с собой тепло и оставляя лишь тянущее, беспросветное чувство пустоты, которую тот потом будет вынужден заполнять всю оставшуюся жизнь. Похоть и жадность станут смыслом его существования, погоня за признанием будет отныне руководить им. Он чувствовал биение сердца, живой трепет, считал каждый вдох и выдох, ненадолго отстранялся, дразня, заставляя Кристофа тянуться к нему всем существом, а затем снова сближался, ни на минуту не останавливаясь.
Он ранил, но не тело, а душу, увеча ее, забирая самое сокровенное – тепло и свет. Такова была цена, таков был выбор, такова была воля обоих. Эффутуо не раскаивался в обмане,и Кристоф был далеко не первым и не последним в этой череде обманутых, тех, кто хотел получить желаемое, тех, кому он мог предложить «нечто особенное». Мгновение наивысшего удовольствия растянулось надолго, заставляя его любовника почти биться в смертельной агонии, суть которой было наслаждение. Звуки смешались, краски слилась в один единственный цвет – черный, а после тьма окутала двоих, бережно укрыв крыльями и приняв в свое бездонное лоно.
Прошла вечность, прежде чем с далеким, гулким эхом исчезли музыка, голоса, стук каблуков, шуршание одежд и полупьяный смех. Обнаженные они какое-то время лежали вдвоем в пустой каменной зале, с чадящими факелами и как в самом начале, струился в воздухе одуряющий дым курильниц. Мужчина со светлыми волосами поднялся с ложа первым, как и в первый раз их внезапной интимной близости, нисколько не спеша прикрыть свою наготу. Только наклонился в ворох одежд в поисках сигарет и зажигалки. Буднично закурил, сидя на краю золотого алтаря-ложа и все так же негромко произнес:
- Теперь ты один из нас, Кристоф. Я выполнил свое обещание.
Чудесный андрогин, чье тело было покрыто шрамами, теперь был чист, как новорожденный, но его душа была доверху заполнена тоской и тьмой.
- Одевайся. У нас впереди праздничный ужин.

Поцелуй, как присяга на верность, был принят благосклонно. Те, кому недостает любви, ищут ее повсеместно. Они готовы обманываться раз за разом, лишь бы получить на короткий миг иллюзию целостности. Эффутуо смог дать Кристофу такую же иллюзию, которая теперь будет питать его и в то же время снедать, как пламя заставляет тлеть угли. Может быть, потом новоиспеченный инкуб пожалеет о сделанном выборе, а может и нет – кто знает. Некоторые действительно находили какое-то свое, весьма странное счастье в этой «юдоли печали».
Демон курил, глядя на каменный свод залы. Окурок метко угодил в один из пустых кубков, из которых они с Кристофом недавно пили. Святилище? Алтарь? Всего лишь место, где он мог сделать то, что желал – обменять дар на плату. И ничего более. А людям иной раз так важны декорации. Впрочем, кое-что здесь и правда было настоящим – похоть. Запах ее, чуть терпкий смешивался с удушливым ароматом благовоний.
Эффутуо поднялся и принялся одеваться, надев рубашку, застегнув корсет. Через несколько мгновений он был все так же безупречен, как и до страстного свидания. Только выбившаяся прядь волос, теперь падавшая на лоб, говорила о том, что в подземном зале была отнюдь не галантная беседа.
На пороге этого странного сооружения Эффутуо склонился и поцеловал Кристофа в висок. А потом довольно быстро сбежал вниз по ступеням. Путь вниз по лестнице был куда легче, да и ступеней теперь казалось меньше едва ли не в половину. Вот уже показалась зеленоватая, горевшая отблесками факельного огня, вода.
Молодой человек также ожидал их в лодке, как будто они покинули его минуту назад. В общем-то, так оно и было. Для него. Для них же время, свернувшись тугой спиралью, невообразимо сжалось в одно мгновение, после того, как был продлен на вечность один миг, и стон Кристофа затерялся среди каменных стен. Стон этот место запомнит навечно. Он вплетется в узоры, высеченные в камне, и будет звучать слышимый только одному – демону с глазами цвета лазури.
Все так же в белом они войдут  ярко освещенный зал, и вот теперь будут с визгом разрываться шутихи, а с одной из террас можно будет любоваться отражением огней фейерверка в воде пруда, где до поры до времени спят плотоядные водяные лилии.
Лодка, похожая на венецианскую гондолу, отчалила легко, заскользила по темной воде подземного озера. Для юноши по имени Кристоф теперь начиналась совсем другая жизнь.