Гаргулия взошел по дощатым массивным ступеням, оставляя за собой налипавшие на дерево комья грязи и песка со мхами. Поход к кряжам удался и за его спиной болтался ранец из мягкой, промокшей от влаги кожи буйвола, увесисто оттягивая хрупкие на вид плечи, покрытые мраморными разводами.
За хозяином вслед рванулись два создания, подобных скелетам собак, обтянутых черной лоснящейся как маслянистая смола шкурой, обтекающей каждое их ребро и каждый сустав, каждое сухожилие. Их четыре пасти выражали крайнее возбуждение, харкая и скуля, облизываясь розовыми яркими языками по белоснежным острым клыкам и резцам, щерясь в пристрастной собачьей улыбке к своему кормильцу и к своему хозяину.
Темные следы  всех троих богато раскрасили ступени «цветами», созданными из жижи и грязи их когтистыми лапами. Они остались для забот огромных черных слизней, что тут же двинулись, шевеля светящимися в сумраке рожками и, оставляя слюдянистые полоски по поверхности, принялись подбирать грязь и вычищать ступени до блеска  пульсирующими жадными ртами.
Двери со странным мелодичным скрипом  скрыли за собой существ вошедших в дряхлый с виду домишко, над которым скромно висела вывеска, изображающая чему-то усмехающегося улыбкой Моны Лизы черного дракона держащего в лапах мерцающую фосфором Луну…

Чиви аккуратно и не спеша снял ранец с добычей, поставил его на старый комод у двери. Пройдя к табурету, приподнял обеими руками немного забрызганные шелка и присел, выудив из-под него медный таз. Облил свои ноги из кувшина кристально чистой водой из родника, удовлетворенно облизав черные губы, улыбнулся. Чистота и свежесть охватили его сущность. Легкий вздох.. и нега.
Встав и отпустив юбки, парень легко и плавно скользнул в кухню, куда сталкиваясь телами в проеме двери, рванули и его собаки.
- Намедни наш «Эдем» сильно затянуло илом и сгустками падали стекающей от деревни, это прекрасно. Мои цветы почувствуют силу и дадут красивые бутоны - пробормотал он, глядя, как пасти собак сомкнулись в смешные мины. Их брови вторили каждому его слову, подчеркивая мимикой, внимание к его милости. А Чиви, тем временем, снял с крюка кусок туши освежеванного мясниками барана и нарезал крупные ломти плоти и внутренностей вместе с хрупкими костями  огромным остро отточенным булатным ножом с обсидиановой рукоятью.
- Вот вам харч, служивые, - вздохнул он, раскидывая по двум мискам жратву для потомков церберов и вытирая руки белоснежной салфеткой. Из зала напротив кухонной двери пропищал тонкий голосок, ему вторили еще несколько, надрывно вереща и оскорбляя молодого садовника.
- А нам, аааа …ннннам.. мы тоже есть хотим.. изверг. Гаргулия…садист.. Сволочь.. Отпуститееее… Засранец с женской грудью… Извраааа…щенец!
Псы тут же глухо зарычали, будто у них хотят отобрать падаль.
Чиви, потрепав своих хортов по костлявым загривкам, оглянулся на звук, и пригрозил возмущающимся невидимым в полутьме комнат существам пощелкиванием уродливых пальцев с черными крепкими ногтями хищника. Низкий баритон с гулом пролился по тем, кто так сильно возмущался.
- Ах, замолчите, носители любовных ядов. Вам лишь бы покричать и оскорбить. Сами то хороши. Стрелять в тех, кому не нужны ваши любовные яды, сами же засранцы и есть. И там Вам и место - на стене, сколько же я спас  душ, коих бы утопила Ваша любовная агония?
Пошарив по полкам, Чиви достал банку с медом диких пчел, молоко  и странную бутыль с многочисленными отростками из стекла. Смешав в теплом молоке мед, он налил его в сосуд и присоединил множество трубочек с маленькими сосками на концах. Пройдя в довольно большой зал, гаргулий подвесил на вделанный для люстры крюк на потолке домика сосуд, и затем, цокая ногтями босых ног по паркету, быстро прошелся вдоль стены, вкладывая в маленькие пухлые ручонки трубки. Раздался дружный чмокающий звук, икота и урчание.
- Только не загадьте мне пол, фуй…фуййй... - крикнул он, поджигая тонкие восковые свечи, что осветили его жилище мягким рассеянным светом.
- Детвора. Как я устал за этот день, да еще и за ними прибирать, у меня и без этого полно дел и забот… – гаргулья негодуя, прошипел тихим утробным голосом, не обращающимся ни к кому.
Прошелестев темным шлейфом одеяния по полу, Чиви опустился в большое кресло и снял с лица муаровую повязку. Небесные глаза из-под ниспадающей рваной челки обвели туманным взглядом коллекцию херувимчиков - амурчиков, тщательно прибитых серебристыми обойными гвоздиками за крылышки к  бордовым и зеленым бархатным подкладкам отполированных трофейных плашек. Их щечки алели отсветом огня как майские розы, напрягались пузырьками, одутловато пыжась от сосательных движений. А курчавые волосики на головках отливали золотом и платиной, переливаясь на каждом изгибе завитков и локонов.
Да, да, Тигг ненавидел любовь, и как только прилетали эти маленькие извращенцы, пытаясь выпустить в его спину свои острые как иглы стрелы, он тут же с ними управлялся..
К тому же эти маленькие вредители, с неприлично торчащими крохотными пенисами, увидали, как млеют и стонут в его саду алые розы. То, что живые цветы становятся черными, увядшими, покрытыми траурной окантовкой из кристаллов минералов и кварца видно их поразило, и они  решили их оживить все тем же методом - пуская в сердцевину бутонов свои стрелы любви. Это нахальство Чиви вообще не мог уже стерпеть -  его детища, в которые он вкладывал столько сил и столько забот. Он, не задумываясь, отловил стрелявших обычным сачком для бабочек, отобрал лук и стрелы, не смотря на слезы и рев  розовозадых младенцев, и создал из этих подосланных кем-то малышат уже немалую коллекцию.
Теперь он смотрел на них, и раздумывал, как же лучше с ними поступить. Высушить с соли Барбара, как для гербария или же просто оставить вот так и висеть, время, от времени подкармливая нектаром. А затем со временем приодеть их в ювелирные, позолоченные и украшенные каменьями, созданные для каждого индивидуально извращенные трусишки.
И в том и в ином случае Чиви просто хотел их продать приходящим за снадобьями и каменьями дамам, как сувениры.
Легкая улыбка тронула темные губы гаргулии и тяжелые ресницы прикрыли глаза с тонким рассекающим их надвое зрачком. Идея с трусишками была более забавна, тем более мелких самоцветов и скани из серебра у него всегда найдется.

Отредактировано Ирбис (2010-02-11 15:26:29)

Подпись автора

Внешний вид персонажа

Карлик упорно молчал.
Он словно был поглощен в какие-то свои размышления, и вероятно даже не заметил легкого, подобного перу страуса, касания прохладных пучек Чиви по его грубой коже. Грумгум рассматривал банки и читал краткие инструкции написанные черными чернилами на этикетках.
Чиви умилился и решил не настаивать на приобретении товара,а повернувшись к полкам посмотрел еще на своих растительных помощников к забытью навеки. Вот там у него припрятана Hyoscýamus níger, а вот  Páris , чем не яды?
Хм.. а это что-то давно забытое, уже и банка покрылась слоем белесой пыли и похожей на ватин паутиной.
Вот она,... дотянусь же...
Парень быстро протянул руки и ухватил склянку еще не той формы, что были отлиты специально для его лавки. Округлую бутыль с приклеенным тяп-ляп на обычный рыбий клей названием с притертой закоркованной сургучом крышкой отер суконкой...
- Вот  так находка! - воскликнул гаргулия и на его недвижимом лице появились небольшие складочки от ухмылки. На пожухлом листочке совсем гадким и непонятным смертному почерком было прописано знакомое название - Умдглеби
Смешно сказать, но откуда же она тут появилась, наверняка подбросили эльфы...
Ибо такого растения не было в широтах страны Иллюзий,и по преданиям,что бы раздобыть хоть кусочек коры странного дерева пришлось бы отправиться к Солнцу, но какому из трех, кто знает.
А оттуда прямиком с загадочный мир с интересным названием - "Проект Земля"...
Но увы, по данным сарафанного радио, он был завершен еще до Царя Панька, которого уже конечно никто и не помнит в Хаосе.

Тигг подставил бутыль ближе к Грумгуму сказав ему наставление:
- Смертельно, ядовито, не дышать и не открывать...
Сам же Чиви плавно выскользнул из-за прилавка и шелестя своими многослойными шелковистыми юбками, прошел к окну, за которым  стало немного светлее обычного.  Где-то в поднебесье, скрытом кронами старых могучих деревьев, дребезжали пичуги, вероятно, возвещая рассвет. Но болота не предоставляли радость узреть это представление света и цвета, раскрывавшегося как цветок мака с ускорением в доли секунд...
Плотные сплетения ветвей, поросли и лиан закрывали эту часть "Сломанных часов" от всего постороннего, и дневного света и солнца в том числе. Да и к тому же началось зловонное испарение трясины, и вся территория, видимая из окна, покрылась едким, слегка зеленоватым туманом.
Из-за ближайшего дерева, что еще было не объято ползущими парами грязной воды, наполняющей топи отходами деревеньки, выглянула смешная волчья морда.
- Вуф, Вуф.. - сказал потешный мужик-оборотень и щербато усмехнулся, подмигивая "девушке" выглянувшей в окно. Шевеля  смешными лохматыми черными бровями, никак не клеящимися к его волчьей морде, он подмигнул гаргулье, и повращал глазами, словно пугая. Они были не совсем звериные, а просто глаза, да еще и похоже с похмелья, покрытые на белках красными прожилками и капиллярами.
- Опять напились? Вервольфган Вульфович! - крикнул из окна Тигг и махнул волку рукой, что бы тот убирался прочь. Но Вольфган встал во весь рост и прислонившись спиной к дереву, перекинул лапу на лапу и начал умничать, скрестив полу-лапы полу-руки на лохматой, покрытой черной шерстью, груди.
- Да ты не кочевряжься, красавица. Все равно, рано или поздно, но ты меня полюбишь. Ведь в этой, забытой даже чертями местности, никто к тебе не ходит, уж я то знаю..
Он поковырял когтем в зубах выудив небольшую лягушачью лапку, осмотрел её косясь и сводя глаза к носу, и с криком "Падлы!" отшвырнул в туман над водой, смачно  сплюнув под ноги.
- Вот, мля... вечно эти хаосияне подсовывают своих доморощенных "бройлеров". Вуфффффхахаа..
Он ухмыльнулся пошире чем ранее, показывая вновь смешную щербину между передними, слишком крупными для хищника резцами, за которыми блеснули белоснежные огромные клыки оборотня.
- Допрыгаетесь, уважаемый... пристрелят Вас когда-нибудь пулькой-то серебряной. Уж лучше шли бы Вы проспались, а то гляди тут прямо и обратитесь, а одежды у меня для вас, пардонте, нет. Разве что старые шотландки поищу..да гольфики с пампошками..вот смеху-то будет в деревеньке.. - скорбно промолвил парень-гаргулья, забираясь на подоконник с ногами, и обхватывая колени своими изящными, в меру накачанными руками, в тонких перчатках выше локтя.
Черные шелковистые волосы расплескались из окна водопадом, отливая алмазной пылью, еле мерцающей при плохом освещении без солнечных лучей. Он думал о девушке, что сейчас была слишком далеко от его дома прикрыв свои голубые глаза грубыми ресницами как у животного. Она вероятно была, ну очень, занята... потому как, не посещала его уже полтора месяца. Да он и не ждал... ведь знакомы они были лишь по случаю...

--------------------------------------------
Páris - Вороний глаз
Hyoscýamus níger - Белена чёрная

Отредактировано Ирбис (2010-03-20 22:01:09)

Подпись автора

Внешний вид персонажа

Гаргулья приоткрыл небесно-голубые глаза с небольшим тонким зрачком змия.
Он коснулся пальцами в перчатках пера птицы-говоруна около его пухлой мордашки и улыбнулся темными губами, грустно отслеживая, как уходит вдаль единственный, кто еще иногда его веселил в болотцах - Вервольфган. Парень,что жил совсем рядом, но обычно бегал по болотцам в несуразной форме лохматого мужика-оборотня со смешными черными бровями, портящими всю ужасность его странной морды Волка. Вероятно он бывал и в лучшем образе, но к Тиггу приходил именно вот таким потешным с виду полу-человеком.
Чиви обратился к совенку, который переминался с лапы на лапу, то распуская цепкие черные коготки попарных пальцев, то сжимая ими его шелка, подтягивая к себе и будто бы желая примерить к себе, подойдет ли к его загорелой физиономии этот колер.
- Ты так голоден, малыш? Никак опять летал из Далека да по соседним местностям, подсматривал тайную жизнь богемы. Что же нового там... за пределами Прекрасного? Пойдем, я сейчас угощу тебя сладкими оладьями с медом, а ты мне поведаешь, что нового в Мире за Горами. Ведь в деревеньку так редко приносят вести...
Парень мягко соскользнул с подоконника внутрь комнаты и подставил свою руку для небольшого птица-младенца, что прищурив глаза, сейчас озорно его разглядывал. Его псы настороженно подняли головы рассматривая Филю, хотя видали его уже не раз, но такова сущность псов- охранять. Пусть даже это сто раз проверенный друг или знакомый, они никогда не прекращали отслеживать его поведение, готовые кинуться и порвать в клочья обидчика. Один из них нервно повернулся к лавке и рыкнул. Видимо карлик, шуршащий там чем-то, все еще проверял надписи на банках и не мог выбрать, что же ему было нужно.
Чиви, мягко ступая босыми ногами по полу, пронес малыша в кухню и посадил на спинку резного крепкого стула из красного дерева. Сняв перчатки, он отбросил их в сторонку, и вымыв как следует когтистые руки, быстро взбивал яйца, прокисшее козье молоко, соду и муку, старательно отправлял затем сие месиво на шипящую маслом сковороду.
Через какие-то мгновения, ибо времени тут не было, появилась стопка пышущих ароматных оладушек на фарфоровом старинном блюде с рисунком из чудесного сплетения голубых и кобальтовых роз по канту с позолотой. Рядом был поставлен деревянный боченочек с медом и медозахватом, с которого по прорезям струились насыщенные янтарные капли, уже растекаясь по первому оладью, что он взял и подносил ко рту жадно облизывающегося филина.
Тигг кормил с руки малыша, и в это же время, подперев свое точеное лицо другой рукой, медленно приоткрывая очерченный строгими линиями рот, рассуждал о своих настроениях.
- Бывает пора, когда грусть лучшее средство спастись от непредвиденного. От навалившегося на тебя отчаянья. От  того ужасного порока - ипохондрии, что разрывает сердце на мелкие ошметки кровавой яшмы, которую потом найдут на морском берегу, обкатанной в гальку. Не в том суть. .
Поддев аккуратно черным ногтем очередной оладушек, он смазал его медом и вновь отправил в жадно приоткрывающийся зубастый рот Филимона.
- Понимаешь, Филимон, тут время словно на одном месте. Я то привык к этому, и мне даже нравится, что мы все еще крепки и молоды, не смотря ни на что. И не говорим поговорки людей - "И мы когда-то были рысаками" или "Старость-не радость".. Это исключено, ибо все тут вечно. Порой не поймешь, что там за окнами. То ли день, то ли ночь, то ли будет сегодня дождь... то ли нет. Туманность моего болотца, к тому же, покрывает все расплывчатой тайной этого мирка, где возраст не имеет никакого значения. Никакого...
Он опустил ресницы, опять вспомнив ту, что оказалась так далеко..и в ином мире.

Подпись автора

Внешний вид персонажа

Чиви сидел и слушал мелодично воркующий голос, который смачно межевался с активным чавканьем, задумчиво вникая в суть и избирая из всего хоть что-то интересное и новое...
Пестрые перья, возникшие совсем неожиданно перед лицом гаргулии. Он уже нес к жадно открывающемуся рту совенка очередной сладко текущий медовыми каплями оладий, что привело это быстродействие при его задумчивости к малому конфузу. По инерции, не успев притормозить плавное движение руки, он попал вкусной лепешкой прямо в полосатый  затылок птички.
-Проклятье, Филимон. Ну что же ты такой верткий... Замри!
Парень приподнялся и  быстро подхватил с крючка длинную небеленую салфетку изо льна. Смочив её колодезной чистой водицей из емкости у плиты, бережно  отирал испачканное нежное перо совенка. Он был предельно заботлив, наклоняясь над ним и придерживая его личико своими чуть изуродованными тяжелой работой с землей, каменьями и ядами пальцами. Черные ногти чуть впились в смуглое личико, но не делали болезненных проколов. Дышащая рядом с мордашкой Филимона грудь, затянутая в темный корсет, отороченный ажурным кружевом, вот-вот готова была разорвать шнурованную кожистую ткань странного для парня одеяния, вздымаясь от волнения и своей оплошности. Проводя легкими плавными движениями по перу, стараясь выудить из них весь мед, что обещал, слипшись, придать неаккуратный колтун на затылке, он прокручивал все, что говорил филин, медленно отражая в своей памяти тех, о ком шла речь.
Странно, но жизнь Хаоса после его изгнания из города с высотным куполом, на котором сидели его сородичи днями и ночами, редко  касалась гаргулии в этом далеком от Кругов Мирке. Видимо, потому - то он не заострил внимания ни на чем, что касалось этого неугомонного места, жизни богемы и всего того мерзкого, о котором поведал Филимон.
А вот заявление о том, что прекрасноликая Анна влюблена, заставило его зрачки из расширившихся округлых зениц в полумраке и расслабленно смотрящих на верткого мальчонку-эльфа, сузиться, словно по ним полоснули ярким лучом света. Две узкие щелки смерили пронзительным ядовитым взглядом открытые широко желтые глаза мальчишки, и он воскликнул.
- Как так, влюблена? Не верю... Ни капли не верю тебе, шалун.
Гаргулия опустил салфетку на стол и, упершись в него жилистыми руками, отбросил вверх точеное лицо, рассмеявшись низким грохочущим смехом. От шума и резонанса погруженного в сонную дремоту дома его коллекционные малявки-амуры проснулись и громко запищали, судорожно подтягивая ножки к торчащим животикам на своих плашках. Суча ими, и терзая резкими движениями в порыве вырваться свои крылышки по гвоздикам, коими они были распяты, рыдая и вереща мышиными голосами, вскрикивали по очереди, что он «муаровая сволочь» и «сукин кот»...
Что было верно в обеих их трактовках. Ибо Чиви и не считал себя ангелом Небесным...
Он был таким, как и был, и никогда не говорил о том, что в нем живет капля жалости, идущая от сердца.
Нет. Никогда!.. Лишь казавшись иным славным парнем, угодливым и приятным ко всем, нежным - если требовалось и страстным - если желалось. Но, в его темном сердце никогда не было чувств порождающих то, что называют любовь... Там, вместо пульсирующего комка живой плоти, изменялась и переливалась почти угольная плазма, мерцающая алыми искрами. Темно-кровавая масса зарождавшегося самородка, плавившаяся от жара его сущности, никогда не становившаяся кристаллом, заставляющая жить это чудовище с наружностью девы. Она проталкивала в недрах каменного пса живительную силу, что заставляла отзываться мозг к жажде надменной похоти, к желанию отдаваться  и оставаться  с болью страданий раненого зверя после, замедляясь и остывая, кристаллизуя все чувства в особый  холод ко всем существам, которые им насладились...
Он прошипел, гневно полоснув по вопившим ангелам прозрачным ледяным взглядом
- Ша, кабыздохи - стрелочники! Опять распищались. Да вот так вам и надо - повисите, пока пора любви не пройдет, да и отпущу вас к листопадам поближе на все четыре стороны! К сожалению, я не пойму когда их опять ожидать, поэтому не рассчитывайте на быстрое освобождение и массовый вылет в поисках дураков, верящих в вашу идиотскую любовь по принуждению от жестоко израненного стрелами Эроса сердца...
Гаргулия коснулся в последний раз рябенького влажного пера, оставив досыхать от воды уже самому, и устало вздохнул.

Отредактировано Ирбис (2010-04-19 16:27:27)

Подпись автора

Внешний вид персонажа

Совенок притих, распушился. Он уже сонно шевелил ртом и вяло ответил, что все, о чем он рассказывает надо воспринимать поверхностно. Не напрямую, а с некоторым подтекстом. Хотя гаргулия знал, зачастую Филя приносит достоверные факты, и все что он говорит не стоит упускать из виду.
Хищный взгляд рассматривал мальчишку-сову, который, заметив в глубине зала висевших распятых на трофейных плашках ангелков, будто бы сочувственно вздохнул, спросив, за что их так.
Чиви присел напротив совенка. Он положил ногу на ногу, чуть расправив шелка и тафту, и обняв колено замком из кистей рук. Попытался перевести все увиденное малышом в некую шутку.
- Да за то, что они вредительствовали на моем садовом участке. Отстреливали умирающих крошек-роз прямо в их сердца, заставляя краснеть в смущении и пылать алым колером. Знаешь, как страдают девушки, пораженные любовной стрелой? Нет? Ага, вместо того, как они должны были, повинуясь мне, надевать темные платья с белоснежными кружевами едких кристаллов по краю, они пылали со стыда, что обнажили их чувства и заставили бутоны развернуться махровыми юбочками, показывая самую сладкую и запретную сердцевину пестика и тычинок каждому прохожему....
- Ах, как же я был зол... пусть скажут спасибо, что не скормил их жабе-аге, – завершил Чиви и в порыве развел свои женственные руки в стороны, всплеснув ими по бедрам, покрытым юбками.
Хорты подпрыгнули, вытянув хвосты прутом, и внимательно крутили всеми головами, глядя на хозяина, что нарушил их покой резким звуком. Оглядев и так и этак разговаривающих существ, и не увидав в том никакой опасности, они уселись рядышком, смешно привалившись своими смолянистыми задками, друг к другу. Четыре пасти задышали в унисон, вывалив длинные розовые языки. Дом опять заполнился тишиной и умиротворенностью. Лишь еще кое-какой амурчик нарушал тишину, попискивая и ворочаясь на зеленом сукне своей родной отныне трофейной плашки.
Филимон,  взъерошившись еще немного в большой шар из пуха и перьев, уткнулся курносым носом в грудку и мирно засопел, смыкая свои округлые глаза. Гаргулия подпер чеканное лицо тыльной стороной руки и смотрел в окно кухни. Оно выходило на безлюдную улочку, сплошь и рядом изрытую колдобинами от телег и копыта коней сельских жителей, которые приезжали в лесную местность за хворостом и поленьями для печей и каминов. Она была пустынна.
Прошло время, время не прошло, ибо тут времени не было.
Но откуда-то издалека, принеся запах сирени и сладких белых плетущихся роз, налетел нежданный мальчишка – ветерок и вокруг потемнело. Раздался шорох и сверху серой стеной обрушился проливной дождь, затопляя и так влажную местность пузырящимися потоками.
- Черт бы меня задрал, начались ливни... Это уже лучше, Вода. Много Воды... скоро будет охота на кайманов. Скоро... – прошептал Тигг, сверкая в полумраке кухни лазурными яркими глазами хищника, ожидающего развлечений на поймах реки около лабиринта.

Отредактировано Ирбис (2010-04-22 23:50:47)

Подпись автора

Внешний вид персонажа