Вальпургиева ночь- святое время.
Единственная ночь, когда происходят невероятные, немыслимые чудеса, как будто все колдовство, вся магия, все волшебство обитателей этого мира, которое покидает их- воплощается в сокровенные мечты. В то, чего не может быть даже здесь, в иррациональном, иллюзорном мирке в любое другое время.
Фредерик не ждал от Вальпургиевой ночи ничего. Привыкнув принимать свое амебоподобное состояние за настоящий облик, он ждал праздника с унынием. В представлении лярвы ему предстояло быть амебой до утра, без возможности принять какой-нибудь лицеприятный облик, ведь в том и заключалась его магия. И Химера ближе к вечеру заперся у себя в комнате, в полутьме, пахнущей Chateau Rose и едва уловимо- тиной. Не стыдно появиться перед толпой простой амебой- черт возьми, да видели уже все,- но кому такая амеба сгодится в качестве товарища и собутыльника? Плавать бы до утра в аквариуме в винном угаре...
Сумерки опускались на земли Лабиринта.
Фредерик, закутавшийся в халат, уже несколько захмелевший, все ждал, пока у него снова потечет лицо и тело. Неторопливо цедил из объемистого бокала красное, курил, пока еще можно- ложноножками больно-то не поорудуешь. И вот наконец ему показалось, что плоть пришла в движение, и он устремился к зеркалу со злорадным смешком, чтобы понаблюдать за метаморфозой...
Темное зеркало в тяжкой, позолоченной раме, с обеих сторон было освещено свечами. В нем отражалась мрачная комната, отразился и смутный силуэт приближающегося Химеры. Объемный халат на нем был перепоясан на бедрах витым шнуром с кистями, и обвисал на узких плечах. Что-то в отражении насторожило лярву, и он подошел к зерцалу с долей недоверия и опаски.
В амальгаме показались рыжеватые кудри, бледное, подвижное лицо, крупные глаза, влажно блестящие из-за вина... Облик, которого лярва не видел, казалось, никогда, и который вместе с тем был ему до боли знаком, как дежа вю- какое-то воспоминание, которое никак не можешь уловить. Фредерик подошел к зеркалу так близко, что легкое дыхание затуманило немного его поверхность. Миг ясного понимания...
То, что мучило его во снах, то, чего он не помнил, не мог найти- его лицо. Потерянное навсегда, безвозвратно, оказалось вдруг внезапной находкой в канун праздника, и память ярко вернулась в момент узнавания. Лярва, почувствовав слабость в ногах, вцепился что было сил в раму, да так, что та затрещала. В прошлой жизни он видел эту чистую кожу и капризные губы, которые сейчас тряслись, как у горького пьяницы. Фредерик с хрипом закрыл лицо руками, согнувшись в три погибели, закачался, а потом захохотал, как припадочный, вcхлипывая. Затем выпрямился стремительно, размазал по щекам выступившие слезы- и опрометью бросился вон из комнаты.

Через несколько минут он бесцеремонно ввалился в королевские покои, пьяный не от вина, а он нежданно свалившейся радости. Расхристанный, с горящими глазами, повис на мгновение на дверях, а потом бросился к Королю, наводившему марафет перед праздником.
Лярва, упав рядом с его стулом на колени, смеясь, простер к Эффутуо руки, до локтя обнажившиеся от резкого движения.
- Посмотри!- и звонкий, молодой голос отразился от стен.
Ослепленный и ликующий, Фредерик не подумал даже, что может быть сейчас не к месту здесь, не вовремя. Слишком велика была его радость. Из горла хлестала, через край, и так важно было поделиться сейчас с тем, кому привык доверяться.

Канун Бельтайна или Вальпургиевой ночи, или ежегодного весеннего шабаша, - кому что, - Эффутуо проводил в обычных приготовлениях к празднествам. В тот самый момент, когда в королевскую опочивальню ворвался Фредерик Сеймур, демон аккуратно и виртуозно штопал собственное лицо. Благо, верный слуга застал патрона как раз на моменте обрезания нити, иначе поломки иглы не избежать…
Справа на столике лежала золотая маска. Пустые глазницы таращились в окружающий сумрак королевской спальни.
С хирургическими ножницами в одной руке и иглой в другой, Эффутуо медленно обернулся и внимательно оглядел Фредерика. Склонил голову набок, и, улыбнувшись как обычно криво на правый бок, медленно, по слогам произнес:
- О-ча-ро-ва-те-ль-но. Значит, уже началось. Мы снова смертны, мой дорогой.
И все, больше ничего. Мужчина поднялся, небрежным пинком ноги задвинул резной стул на гнутых ножках, после чего, вальяжно пройдясь по спальне, обнял Химеру.
Но, к сожалению, на ностальгические переживания мая 1914 года времени не было. Отстранившись, его величество шлепнул любовника по крепким  ягодицам, как делал это в старые, добрые времена и привычным, чуть хриплым шепотом на ухо произнес:
- Пора собираться.
Три хлопка в ладоши. Принесенные слугами коробки, футляры, свертки, зеркала. Час их обоих умащали благовонными маслами. Запах в опочивальне стоял такой, что резало глаза.  Еще час Эффутуо перебирал все свои драгоценности, пока не выбрал подходящие. Еще один – был потрачен на то, чтобы выбрать подходящий тон набедренной повязки, хотя все куски шелка со стороны казались недоумевающим слугам одинаковыми. Когда же руки Короля Порока украсили массивные браслеты наручи, а лицо скрыла золотая маска, украшенная мелкой россыпью драгоценностей, один из трех правителей Лабиринта, его верные слуги и  невообразимо огромная толпа прихлебателей, наконец-то покинули  замок.
Каждый год в честь пробуждения сил природы происходила совместная вакхическая оргия двух сторон бытия Хаоса и Порядка. Жители Прекрасного Далека встречались с жителями Лабиринта, и встречи эти заканчивались как правило настоящим весельем, когда, нанюхавшись дурманящей пыльцы, выпив приличное количество вина, рома или эля, и стар и млад пускались в пляс или предавались утолению животного вожделения, не взирая на возраст, могущество и регалии.
Эффутуо, извечно терзаемый скукой, наступившему празднику радовался весьма сдержанно, поскольку видел его еще с самого начала времен. На празднованиях же в мире грез демон старался каждый раз представить достойное «шоу» всем собравшимся, и не жалел на это сил. Помимо кружка доверенных лиц его величество  сопровождали  обнаженные девицы и молодые люди, тщательно отобранные Королем Порока накануне, словно племенные животные. Были здесь так же всевозможные жонглеры и лицедеи. Акробаты, разрисованные цветными красками, глотатели огня и канатоходцы.  Участие в празднике для них было приятным весельем, и только для самого Эффутуо Вальпургиева ночь являлась чем-то вроде обязательного показательного выступления. Причина была понятна – спесь.
Ведь он должен был показать себя не хуже остальных двух Королей…
Смеркалось. Вились змеями, взметаясь к небу языки праздничных костров, щедро разбрасывая разноцветные искры. В высоком синем небе мерцали первые звезды. За деревьями медленно поднималась желтая, как начищенный золотой,  луна.
Неподалеку от поляны, отгороженной от всего остального мира розовыми кустами и изгородью из плюща, вечерний воздух внезапно наполнился веселым гомоном, смехом, воем волынки, скрежетом трещоток, свистом, выкриками и диким улюлюканием. Впереди шел волынщик, а за ним – остальные музыканты, ударявшие в медные тарелки, барабаны, играющие на дудках и рожках.  В этой толпе не было ни одного старого, больного или уродливого. Головы юношей и девушек покрывали венки из золотых и живых цветов. Процессия, за исключением самого Короля Порока и его спутника, двигалась в танце, и некоторые умельцы выделывали такие лихие коленца, что любо-дорого было посмотреть.  Жонглировали фигляры, кувыркались акробаты, фокусники, надувая щеки, извергали из ртов огонь.
Стоявших у входа на праздничную поляну привратников тут же обласкали, одарили поцелуями и двумя кувшинами вина, едва не закружили в неистовой пляске. И если бы не священная обязанность, то так бы оно и случилось.
Эффутуо, словно с невестой, шел рука об руку с лярвой Фредериком, которому один раз в году было позволено вспомнить самое себя, ведь даже в аду должна быть передышка.

Приближался праздник в Прекрасном Далеко – Ночь, ведьмы, шабаш, чествование Вальпургии...
В это время сюда съезжались, прилетали, прибегали, приплывали и приползали все жители страны Иллюзий, что бы ощутить на себе лунное сияние, испить росы-слезы с лепестков невиданных цветов, которые расцветали именно в эту Ночь. Принять участие в плясках у костров, и отдаться  пьянящим страстям и адюльтеру.
Деревенька «Сломанные Часы», в которой жил Чиви Тигг так же не отставала не от жителей Кругов Хаоса, ни от эльфов и  подданных владычицы Прекрасного Далеко. Все они стремились принять участие в праздновании, веселье и сумасшествии шабаша. Тем более, вечно молодые, нестареющие и не замечающие времени. Вот только было одно «но», на этот праздник обычно ничего не надевали лишнего. Венки из трав и цветов, листьев винограда или же плюща, колоски и маки, лютики и незабудки, водяные лилии и поросль элодеи, все это переплетено в невиданные короны, украшающие замысловатые прически, простенько распущенные волосы и даже шляпы и лысины. Полупрозрачные маски на лицах пришедших, а так же, некоторые затейливые элементы, прикрывающие лишь интимные места, сопровождались возгласами восхищения и  рукоплесканием от уже бывших там кампаний, приподнимающих кубки с кровавым вином, льющимся за края.

***
Чиви с высокоподнятым хвостом из сияющих синевой черных гладких волос долго стоял перед зеркалом, поначалу прикрывая крест накрест девичью небольшую грудь украшенную черной бархатной мушкой слева. Но затем убрал их скептически осматривая её, распрямляясь так, что бы она практически слилась с мышцами развитой грудины.  Все ничего, так уже лучше, но... яркие соски с нежными розовыми кружочками вокруг них. Они выделялись подобно спелым ягодам клюквы на его сероватом призрачно-бледном теле в мелких тонких разводах темно-серых сосудов, напоминающих затейливый рисунок на мраморе. Он смотрел на себя далее. Отменные кубики пресса...  плоский живот, темная дорожка, ведущая в Ад, и ... ниже собственно его достоинство, отдающее в гортани низким бархатным голосом, вводящим зачастую в ступор тех, кто не знал, что девушка в шелках, является юношей. Но он так редко говорил в общественных местах - больше просто наблюдал. Тигг стоял и спрашивал отражение - пойти ли ему на празднество или нет. А как же хотелось примкнуть, присоединиться, слиться воедино с шумной кавалькадой праздника в этой таинственной ночи. Тем более это будет сама Ночь, никакого Солнца, никакого резкого света, что мог бы навредить ему, сделав огромным серым каменным псом, с застывшим взглядом небесных глаз рассеченных тонким змеиным зрачком.
Ночь... время гаргулии, и ему очень хотелось ощутить себя одним из тех, кто непринужденно веселится. Побыть там, среди гуляющих и галдящих жителей страны, самим собой, не боясь подвохов и претензий от сторон с ним конфликтующих. Возможно, даже увидать тех, кто ранее с ним был знаком. Поприветствовать их легким кивком головы, не размыкая темных уст. Легко улыбнуться прелестницам, пожать ладошку давней любовницы или же нежно поцеловать тыльную сторону руки знакомой светской дамы, покупающей у него снадобья для своих мужей. Именно многих, ибо выбор в подборе пары для жизни в этой премилой стране Иллюзий был разнообразен и многосторонен. Но у Чиви этого не было - это миновало его по злому року, в назидание, оставляя прекрасноликим отшельником с ужасным странным телом, уродливо скрюченными суставами на пальцах, но бывающих такими нежными, дарящими усладу и приятные мгновения тем, кто его приручал на некоторое время. Он уходил, да он потом уходил - не умел он быть однолюбом, да и не желал, уходил, разрывая сердца, наслаждаясь болью и слезами, тем самым чувством любви, которого у него не было.
Но сейчас, именно в эту Ночь он хотел, что бы ему явились вновь те, которые когда-то плакали, собирая слезы в сосуды украшенные серебром, присылающие ему эти слезы на память о себе. Он бережно хранил пузырьки на полках, он собирал их, коллекционировал. Чиви подошел к резному шкафчику и посмотрел за многогранные стекла дверцы. Рука с черными когтями отворила створку и коснулась витушек скани первого попавшегося под пальцы сосуда. Он был слегка покрыт пылью, матово отливая пузатым полупрозрачным боком в полумраке. Жидкость в нем шелохнулась, словно живая. Она ринулась навстречу его взгляду, и всплеском ударившись о стекло, протекла по стенке, стекая вниз тонкими слезами бывшей куртизанки из Хаоса. Её уже давно не было в живых, но её чистые девственные слезы, что она проливала по Тиггу будучи совсем юной милашкой все еще жили. Чиви вздохнул, опустив небесные глаза, отвернулся и резко закрыл шкаф, провернув щеколду на дверце.
Да уж, намедни он был переполнен от Лунного сияния странной негой и меланхолией.
Отшельничество, поиск приворотов и отворотов, снадобья и яды, постоянные блуждания по горным кряжам в поисках чудесных минералов и кристаллов слишком утомили. Жестокие забавы на охотах Анны, поимке и ликвидации тварей - слишком притупили чувственность парня. Он прикрыл глаза прямыми ресницами и отошел от шкафчика, цокая по полу черными когтями своих странных ног, с двумя согнутыми суставами, коленным и скакательным. Этим его строение напоминало тело Сатира, но было более изящное, более легкое и стройное, и конечно не покрытое курчавыми зарослями до пупка, а лишь тонкой прохладной кожей, которая моментально затвердевала в случае опасности. И вот сейчас он не знал, как это тело прикрыть, согласно правилам праздника. Спина нервно пульсировала, содрогалась и покалывала даже от легкого прохладного сквозняка, касающегося этой самой уязвимой точки его сущности. Он не мог решиться оставить оголенной свою незащищенную ничем спину – порочный сенсор любовных утех.
Гаргулия еще раз взглянул на себя в зеркало и смачно отматерив пролетающего мимо светляка с горящим разными цветами зелени фонариком, который чуть не угодил ему в глаз. Отражение в огромном зеркале с потрескавшейся амальгамой  кивнуло, пронзая его самого же строгим взглядом... собираться!..
Чиви неспешно достал кое-что из комода. Ароматно пропитанные ванилью темно-кровавые панбархатные шелка покрыли его спину до самого пола. На  бедра небрежно пристроен такой же карминовый лоскут, прикрывая нижнюю часть тела от взглядов. На небольшую, отливающую алмазной пылью грудь, брошено колье почерненного серебра с темно-красным отшлифованным лалом, напоминающим сердце. Волосы были опущены и лавиной стекли по шелкам, сливаясь с ними антрацитовым отблеском.
Муаровая шелковая повязка спрятала небесный взгляд в тонких складках прозрачного кровавого шифона. Голову увенчало кольцо темных ,почти черных, слегка отдающих краснотой на самих сгибах нежных трепещущих лепестков бархатных роз, украшенных по краю тонкими ажурными кристаллами солей.
Чиви Тигг вышел из домика, вдохнул свежесть ночного болота и отправился в окружении двух лоснящихся каплями смолы хортов на празднество Ведьм. Стайка фосфорицирующих зелеными фонариками светлячков окружила парня пробирающегося в темном лесу к месту гуляния.

Отредактировано Ирбис (2010-05-07 12:28:50)

Время вальпургиевой ночи приближалось, о чем свидетельствовали раскрасневшиеся лица посетителей, их лихорадочно блестящие глаза, полные предвкушения празднества, развлечений, пьянящих кровь оргий. Для многих этот праздник был отдушиной в течение времени, одним из самых значительных событий жизни, ради которого забывались различные дела, проблемы, личные взаимоотношения. Эмоции многих личностей сейчас были подвержены единому бешеному пульсу, их сердца, мысли, дыхание билось в ритме заданном праздником. Кто-то впервые попадал на подобное мероприятие и не знал чего ожидать, для других это была возможность развлечься и позволить основным инстинктам править бал. В это время ночь вступала в свои права, и лишь звезды освещали путь идущим на праздник, отблески костров влекли к себе, заставляя любоваться огненным маревом.
Кицунэ знал, что произойдет в этот раз. Он был на подобном мероприятии сотни, раз и каждый раз был похожим на прежние. Размах праздника поражал своими размерами. Время, когда почти не оставалось разногласий между жителями лабиринта и прекрасного далека, время, когда они собираются вместе, чтобы танцевать, радоваться и праздновать Вальпургиеву ночь. Йоши вертелся перед зеркалом, пусть праздник уже не был для него, чем-то особенным, это совершенно не значило, что к нему не нужно готовиться. Открыть шкатулки с украшениями, разложить по всем комнатам лоскутки тканей, обувь и все остальное, что следовало выбрать на это время. Лис чуть улыбнулся, своему отражению и жестом показал все многообразие вещей Лиссандро. Время уже поджимало и приходилось торопиться, чтобы не прибыть последними.
- Выбирай себе наряд на сегодняшнюю ночь, и помни, что не стоит закутываться в одежду, все равно в таком виде тебя не пропустят. Ты уже ездил на эти праздники? Или же все будет впервые? У тебя прекрасное тело, так что постарайся не скрывать его и не смущаться взглядов окружающих.
Сам Йоши долго и упорно копался в тканях, не в силах выбрать что-нибудь одно. Наконец, мучительный выбор был сделан. Набедренная повязка изумрудного цвета, закрепленная на узких бедрах небольшой серебряной фибулой. На длинные распущенные волосы, спускающиеся до колен, блестящей волной, была накинута тончайшая сетка, сплетенная из тончайших волокон серебра, покрывающая всю длину волос, но почти не скрывающая их. На тонких запястьях защелкнулись широкие серебряные браслеты, с россыпью мелких изумрудов, точно такие же браслеты оказались на щиколотках. Последним штрихом украсить пальцы кольцами с драгоценными камнями. Выдержанная в одном стиле в остальными украшениям подвеска, украшенная прекрасно ограненным изумрудом, опустилась на грудь. Посмотрев на себя в зеркало, довольно улыбнулся, таким его мало кто видел, но тело без единого дефекта, с, словно подсвеченной лунным светом, кожей скрывать было просто глупо.
- Ты готов? Негоже опаздывать в такую ночь…
Подхватить элементаля под руку, увлечь за собой, усаживая в карету, и улыбнувшись, отдавая распоряжение кучеру. Впрочем, тот и сам прекрасно знал, куда сейчас торопится его хозяин, и собирался тоже развлечься, о чем не составляло труда догадаться, взглянув на обнаженное тело. Ступить на влажную землю босой ногой и вздрогнуть от забытых ощущений, улыбнуться, чувствуя как ритм музыки, постепенно захватывает и его, заставляя голову, кружится от дурманящих запахов трав и полевых цветов. Тело на мгновение покрыли мурашки, от прохладного воздуха, соприкоснувшегося с обнаженной кожей. Крепко удерживая духа за руку, вступить на волшебную поляну, вдыхая лесной воздух полной грудью. Волнение и предвкушение порока, витало в воздухе, заражая безумием.

Мелкая дрожь, слабыми электрическими разрядами пробегает по телу. Слепой мальчишка расставляет канделябры по комнате, где, в полумраке, будто воскресшая царица Амитис, восседает перед зеркалом Ануш. Она медлит. Неуверенно касается пальцами щеки, и, как белила, стирает с лица аристократическую бледность. Это не больно – становиться человеком, только сердце кричит громче. И она радуешься лишь оттого, что даже запахи ночи кажутся острее. О, долгожданная ночь! Ты стираешь зыбкую грань, наполняешь грудь тяжестью былых воспоминаний, вливаешь в раскрытые уста сладкий хмель мимолетного счастья…
Вглядываться в себя – другую, и замечать, как темнеет радужка глаза, наливаются кровью бледные губы. Человек.
Слепой мальчишка преподносит украшения: золото, серебро, платина и рубины, - все для любимой хозяйки. Она снисходительно улыбается и отправляет его назад, мальчишка бежит, казалось, совершенно забыв о своей болезни. Падает и снова встает, натыкается на резные столы и тут же просит прощения. Ануш смеется, и молодая вавилонянка вторит ей, из-за тонкого слоя амальгамы. Непривычный образ, зыбкое сновидение, напоминающее о себе раз в столетие. Вавилонская рабыня, привезенная великим царем из поверженного царства Ассирийского. Послушные волосы уложены в замысловатую прическу, гибкое тело умащено сладковато-терпким маслом майорана. На ней будут украшения из слоновой кости. Спираль с головой змея украшает плечо, на запястьях – тяжелые браслеты.
Вавилонянка откидывается на высокую спинку стула, недовольно кривит губы в поисках возможных недочетов. Мальчишка несется к хозяйке, бережно прижимая к груди легкую ткань. Разумеется – белую. Виссон приятно холодит кожу, обволакивает бедра, струиться и переливается цветом звезд.
Поцеловать напоследок слепого, обнажить белозубую улыбку перед зеркалом, - вот и все.
Ануш вышла к воротам поместья, где уже недовольно фырчали вороные. Она обнимает Кристофа, прижимаясь к нему, и кони срываются с места. Своенравные, они несутся по улицам Хаоса, втаптывая в землю людские пороки, фырчат, набирают скорость.  Вавилонянка смеётся, откидывает назад голову и раскидывает в стороны руки – пьяна от собственного счастья.  Повозка доставила их прямо к месту бесовского разгула. Тысячи голосов сливались в симфонию праздника, распаляли пряную ночь. Взвивались в небо костры, плясали хмельные параситы, сладковатым дурманом кружило шальные головы. И ей нетерпелось присоединиться безумной толпе. Пить, танцевать, шутить и кружиться вокруг горящих костров.
Суккуб приняла лавровый венок, склоняя голову в коротком поклоне. Нежно улыбнулась, даря инкубу невинный поцелуй. Легкое касание губами в уголок его губ, как знак своей благодарности.
-С праздником Вальпургии, Кристоф.

Время близилось к полночи. Люди и нелюди постепенно прибывали, занимали свободные места в беседках, танцевали или же предавались незатейливым ласкам. Вакханалии и оргии должны были начаться чуть позже, а пока гостей ждал ритуал, церемония воскрешения мертвой фантазии. Так или иначе, это действо повторялось каждую Вальпургиеву ночь, но фантазии всегда были разными, как и способы их воскрешения. Сегодня гостей ждал особенный сюрприз, который не оставит никого из присутствующих без внимания, главное, чтобы пришедшие сами этого хотели, так сильно, как это вообще возможно.
Крошка Цахес еще ни разу не был на празднике единения с природой. Так уж вышло, что ему всего то было сорок лет от роду, и на его коротком веку Вальпургиева ночь могла лишь случиться однажды. Стоило ли сомневаться, что для маленького и невзрачного мужчинки это был самый знаменательный день в его жизни, тем более что ему доверили вести церемонию воскрешения. Опыт у него был, но поднимать из мертвых Мечту ему не доводилось еще ни разу.
Веселая и заводная музыка прекратилась, сменившись напевной, ритуальной. Свет был приглушен, поляна погрузилась в мягкий полумрак. Двое рослых сатиров вывели на сцену деву облаченную в белые полупрозрачные одежды. Ее голову украшал венок из полевых цветов, в его руках можно было разглядеть ветку цветущей вербы. Девушка была прекрасная как рождественское утро и чиста как первый снег, укрывший пуховым одеялом замерзшую землю. Вслед за ней пританцовывая, вышел Цахес, тяжело опираясь на кривую трость и широко улыбаясь гостям. Он остановился посередине и стал пристально разглядывать толпу, которая, не сводя глаз, следила за немудреными действиями. Народу было и правда очень много и каждый из них жаждах чудес.
- Доброй ночи, дорогие мои! Как мило с вашей стороны, что Вы сумели отбросить свои псевдо важные дела и придти сегодня сюда, дабы почтить своим присутствием матушку природу. – Церемонеместер склонился перед публикой в глубоком реверансе. Его немного клоунский наряд хорошо подчеркивал саркастические нотки в произнесенной фразе.
- Сегодня Вальпургиева ночь приготовила для всех вас необычайный сюрприз. Пока вы все не начали жрать и тискать впереди стоящего, нам стоит скорее начать церемонию! – музыканты забили в барабаны, а участники церемонии, что стояли подле постамента, замели мантры. Сатиры же покинули сцену, оставив деву наедине с шутом, который приплясывая кружился вокруг нее, простирая свои короткие ручки к небу, будто взывая к несуществующим богам. От этих плясок дева будто впала в транс. Она медленно опустилась на пол, ее голова упала на грудь, а руки безвольно опустились на колени. Добившись нужного результата, карлик остановился. В это время барабаны ударили с новой силой, где-то вдалеке завыли волки, с верхушек многовековых деревьев сорвались стаи птиц. Будто обезумев, пернатые стали кружить над поляной, щебеча в такт льющейся музыки.
Цахес заговорил на каком-то мертвом языке, взывая к природе, к ее силе и власти. Его рука мягко коснулась затылка девушки и та забилась в припадке. Ее безвольное тело рухнуло на дубовый пол, выгнулось дугой и задрожало. Белое как мел лицо изуродовала страшная гримаса, с губ срывались нечеловеческие крики. Кажется, что юная девственница вот-вот испустит дух, ибо тем мукам, что она испытывала сейчас вряд ли можно было найти достойное определение.
Крошка Цахес замолчал, как и смолкли барабаны. Он встал перед корчащейся девушкой на колени и, склонившись над ней, поцеловал ее сахарные, перепачканные слюной уста.
- Мечта хочет жертву! Мечта хочет желаний! – констатировал он, распрямившись и устремив свой взор в притихшую толпу. – Мечта не вернется, если не увидит, что вы все действительно жаждите ее. Каждый из вас должен загадать сейчас свое желание, то чего вы хотите больше всего на свете или чего хотите прямо сейчас. Мечта исполнит ваше желание сегодня, не сомневайтесь. Но взамен, она хочет получить подарок от каждого из присутствующих. Это может быть все что угодно – украшение, деньги, части тела или же душа. Что вы готовы отдать, чтобы желание Ваше исполнилось? – Карлик вновь склонился над девой, которая загибалась в эпилептическом припадке, царапая ногтями пол и разрывая на себе немудреную одежду. Как только Цахес замолчал, обнаженные нимфы, которых, казалось, было десятки сотен, пустились по рядам с большими позолоченными и посеребренными подносами, собирать пожертвования во исполнение мечтаний.

Поляна, окруженная вековыми деревьями, в эту ночь не спала, гудя голосами приветствий, смеха, неторопливого разговора, шелеста травы под ступнями. Наконец, гости расселись и действо началось. Как ни странно, но Эрл впервые был на подобном празднике. Вечный бродяга, венчанный с дорогами, приходил или слишком рано, когда до праздника было еще далеко, и дороги, как ревнивые любовницы, вновь звали его в путь. Или слишком поздно, когда Вальпургиева ночь засыпала в рассвете. Так что, решив осесть в пятом округе, он в первый раз оказался в нужном месте в нужное время и сейчас с нескрываемым любопытством следил за разворачивающимся действом.
Звуки барабанной дроби эхом разнесся по поляне, распугивая успокоившихся было пернатых обитателей, чей сон сегодня был потревожен шабашом. Вслушавшись в рваный, необычный   ритм мелодии, Эрл отложил гитару, взял  у Мишеля тамтам. Пальцы бесшумно провели по натянутой, звенящей коже, коротким ударом извлекли грассирующий звук. Вскоре к нанятой  на праздник  группе присоединился еще один «голос», звенящий чистыми, рождающими прям здесь, под пальцами, нотами
Барабаны при обряде
Каждый из вас должен загадать сейчас свое желание, то чего вы хотите больше всего на свете или чего хотите прямо сейчас. Мечта исполнит ваше желание сегодня, не сомневайтесь. Но взамен, она хочет получить подарок от каждого из присутствующих.
Загадать желание и оно исполнится? Пальцы замерли над мембраной,  и сульде  с некоторым удивлением посмотрел на крошку церемонемейстера. Ах, если бы в этом мире было все так просто. Впрочем.. чем черт не шутит? Фортуна, дама с причудами, и кто знает, когда, в какую сторону она повернет свое колесо судеб?
Мужчина обвел взглядом гостей, недолго останавливаясь на каждом из них. Любопытно, что хочет вон та женщина с ярко-алыми губами, целующая … юношу (?) … девушку (?) … сразу   и не скажешь. А что хочет он? Или все –таки , она?
Чего жаждет Король Порока? Абсолютной власти? Кто знает. Может и у него есть какие-то свои, глубинные мечты. Молодой человек, кружащийся в танце с нимфой. О чем его самые радужные сны? А о чем мечтает спутник Короля?
Взгляд остановился на .. черте с позолоченными рогами, и  музыкант неожиданно улыбнулся. Вот этому, кажется, не нужно ничего. Копытный казался из той породы, кто в состоянии сам осуществлять свои мечты. Хотя, чужая душа всегда потемки.
-А черт-то мне не привиделся, похоже.  Любопытно, что делал хвостатый на небе?
Мысль мелькнула и исчезла, ибо внимание сульде  переключилось на труппу цирка. В отличие от желаний гостей, их самые заветные мечты хозяин знал прекрасно. И не нужно было слышать, чтобы знать, о чем горячо шепчет сейчас Берта, стаскивая  с руки неподдающийся золотой браслет. Несчастная хотела быть женщиной. Обычной женщиной, пусть даже не самой красивой, но не тем четвероруким монстром с клыкастой бездонной пастью, способной проглотить двуручный меч. Туда же, на поднос, полетел и кошель ее мужа Герда, который любил ее  любой, но знал, о чем плакал по ночам ядовитой монстр.
Следующей к жертвеннику подошла Луиза, кладя  на поднос тонкую цепочку и перстенек. Она отдала бы все, лишь бы трехгранная пирамидка с пятью огромными голубыми глазами,  родившаяся  у нее два месяца назад и оставшаяся дома с нянькой, стала обычным младенцем,  угугукающим и пачкающим пеленки. Мишель просил любви  Эдмона, а тот в свою очередь жаждал внимания блондиночки Луизы.
Эрл едва заметно улыбнулся. Ну и как святая Вальпурия исполнит  противоречивые желания всех? Впрочем, у него и самого было что попросить в эту ночь.
Взяв гитару за гриф, мужчина поднялся, подошел и положил свой дар на деревянные помосты жертвенника. Слишком малы были подносы для дорогого  инструмента талантливо мастера. И никогда не расстался бы с ним сульде, но сейчас ему нужна была удача. Удача, чтобы найти пять фрагментов злосчастной картины и залечить свои язвы –пороки. Вот просил в эту ведьмину ночь музыкант себе удачу.
И только черный козел ничего не старался выторговать для себя. Он и так был полностью и безоговорочно счастлив, дорвавшись до свежей, майской травы.

Вариация  развития сюжета с картиной.
Старой, серой лесной крысе сегодня не спалось. По дороге мимо норы под кустом то дело проходили, проезжали, пролетали, процокивали и проползали на шабаш твари всей мастей и пород. С песнями, с танцами, с шутками, с музыкой и криками. Кто по одиночке, кто шумными компаниями, кто парами, кто на лошадях, кто пешком, но все так и норовили потревожить чуткий сон мелкого зверька Мало того, что поспать не дают, так еще и какой-то мешок притащили, почти перекрыв второй выход из норы. Крыса только и видела, что пару цокающих, прихрамывающих копыт, метнувшихся обратно на дорогу. Осторожно высунув острую мордочку, лесная тварюшка обнюхала пыльную мешковину, попробовала ее на зуб, но, испугавшись, нырнула обратно под корягу и занялась перетряхиванием гнезда из сухих листьев, обрывком тряпочек, клочков найденной в лесу шерсти. Большой кусок холста, притащенный в нору месяц назад пах дурно и никак не хотел становиться подстилкой. Помучившись с ним пол часа, крыса вытолкнула его наружу, как раз к тому месту, где лежал спрятанный кем-то мешок.
Только зря тащила холстину крыса из дальнего оврага, где лежали  обглоданные зверьем кости бедняги, пронзенного арбалетной стрелой.

Печать на обратной стороне холста
Третий фрагмент картины

Отредактировано Эрл Ноттергейм (2010-05-08 17:36:19)

-И тебя с праздником, Ануш! - юноша лукаво подмигнул девушке и подхватив ту под руки закружил в безумной пляске.
Под заводную музыку волынщика так и хотелось забыть обо всех проблемах разом, выбросить из головы сомнения и окунуться в безумство древнего праздника. То тут то там мелькали веселые лица, гримасы пришедших, разномастные наряды гостей. Вальпургия не оставила равнодушным ни одно живое существо Лабиринта, каждый стремился оказаться в веселящейся толпе, испить хмельного вина, потискать веселых нимф, да и просто вволю потешиться.
Каждый танцевал по-своему, выделывая всевозможные па, больше смахивающие на акробатические этюды, иные неторопливо вальсировали, ну а Кристоф с Ануш задорно отплясывали польку, кружась по поляне. Людское море, исполненное движениями тел, находящимися во власти всепоглощающей радости и опьяненные атмосферой, что царила в ту ночь под темным небом. То тут то там, под восторженные крики окружающих пробегают молодые девицы, сверкая обнаженными телами, чтобы в следующий миг перепрыгнуть через костер и с бесовским хохотом побежать дальше.
Безумства окончились стоило ступить на сцену коротышке-церемонемейстеру в сопровождении юной девушки. Ритуал происходивший следом полностью захватил внимание окружающих. Не сводя взгляда с того, действа, что творилось на сцене, Кристоф казалось даже не дышал, широко раскрытыми глазами пожираю каждое движение.
От слов, что произносил карлик по спине ощутима пробежала дрожь, а сердце забилось в барабанном ритме, что сопровождал церемонию. Безумная сцена поражала своей яркостью и рождала в душе приятное волнение, с легкой ноткой изумления.
Барабаны смолкли, уступая место речам коротышки, что посвятил всех присутствующих в таинство происходящего. Воскрешение мечты, исполнение заветных желаний, хоть на короткий, но все же ощутимый срок. Словно с одной целью - подразнить людское любопытство. Что же, ради интереса можно было и рискнуть, тем более, что цена не обговаривалась.
К Кристофу с подносом подбежало юное синеокое создание с копной платиновых волос, засмеявшись девушка протянула его к инкубу, требуя плату за мечту. Юноша не стал долго думать над тем, что попросить в эту ночь, лишь стянул с руки перстень с аммолитом опустил его на позолоченную поверхность.
Он не желал богатств и власти, не жаждал каких-либо сверхъестественных способностей. Единственное, что первым пришло в голову, так это провести эту ночь без страха. Абсолютно лишиться на короткий промежуток времени этого странного липкого и неприятного чувства. Хоть чуток побыть безумцем. Интересный эксперимент над собой - то что надо в эту ночь.

Йоши изредка кивал знакомым лицам, чуть улыбаясь и находясь в прекрасном расположении духа. Изображать из себя холодную недотрогу, с надменным взглядом было слишком глупо для лиса. Священная ночь предназначена не для ссор и обид, в ней нет места ненависти и войне, не должно быть ругани и раздоров, это время веселья, счастья, полномасштабного безумия и танцев. Эта ночь располагает к единению всех существ, и кицунэ не собирался выделяться. Лис чувствовал, как с души падает тяжелый груз прошлых раздумий, проблем, разрушенных иллюзий и разбитых мечтаний, утром он возьмет его обратно, но сейчас свобода захлестывала все истинное существование зверя, заставляя улыбаться без причины. Отовсюду слышались взрывы заразительного смеха, юные нимфы носились кругами вокруг собравшихся, втягивая в свои хороводы, хватая за руки и завлекая в свои сети. Каждый раз все было как в первый, прибавлялись новые лица, исчезали те, кто был испокон веков, но сама суть от этого не менялось. Складывалось ощущение, что чтобы не произошло в этой жизни, кто бы не появился, но главная ночь столетия никогда не прекратит своего существования. Через тысячи лет, так же как и сегодня, будут собраны все жители мира и захвачены биением пульса самой сути мира. Так же будут завороженными глазами следить за разворачивающимся действием, желая принять в нем участия и опасаясь этого, словно желание одного существа, способно изменить ход истории. Кто-то из пришедших поражался своему новому облику, так отличному от того, к которому он привык. Кто-то не изменялся совсем, как Йоши, единственное, чего он жалел, так это того, что как только волшебная ночь раскрывает свои антрацитовые крылья над миром, исчезала его магия, а вместе с ней и пушистые хвосты, гордость лиса.
- Я не стремлюсь быть постоянно на виду, впрочем, я тебя тоже не видел на этом празднике. К тому же здесь тысячи различных существ, нельзя увидеть и запомнить каждого за одну ночь.
Ощутив вцепившиеся в него пальцы элементаля, кицунэ ободряюще ему улыбнулся и погладил по плечу. Общение с кем-либо было слишком мимолетным и от этого прекрасным, не возможно было задуматься о делах, именно поэтому, кивнув, очередному знакомому, позволил, духу, оттащить себя в сторону огня. Народа возле огня было не так уж и много, но оранжевые блики завораживали лиса, хотелось протянуть руку и коснуться лучшего творения природы. Жар костра и звук барабанов, заставляли, ускорится пульс, закружиться в безумном танце, увлекая за собой Лиссандро, привлекая его к себе в плотную, так что два тела почти образовали одно, повторяя изгибы друг друга. Йоши пришел в себя, и глотнул разгоряченный воздух. Остановится в танце, и улыбнуться, отпуская духа, проводя напоследок ладонями по гибкой спине, даря легкий поцелуй.
Ритм барабанов изменился, лис, чуть повертел головой, улавливая скопление наибольшего количества народа, возле постамента. Взяв Лисса за руку, потянул его немного вперед, чтобы не пропустить ни одного значимого движения. Вздрогнув от гримасы жертвы, задумался над желанием. Что может потребоваться существу, которое, вроде имеет все, что нужно, который настолько стар, что видел подобное не один десяток раз, но любому разумно мыслящему существу было свойственно о чем-нибудь мечтать. Плавным движением стянуть с себя драгоценную подвеску, опуская ее на поднос и присоединяя к ней один из перстей с драгоценным камнем.
- Желаю, понимать истинные эмоции и желания, любого существа, обмолвившегося со мной хотя бы парой слов.
Чуть улыбнуться и выскользнуть из толпы, задумчиво выслушивая поток желаний различных существ. Оставалось дождаться элементаля, чтобы вновь приблизится к огню, ожидая окончания церемонии. Интересно, что в результате может получиться из моего желания? Главное не сойти с ума. Улыбка на губах и горящие странным предвкушением глаза, на лице лиса, явно было написано любопытство.