Лабиринт иллюзий

Объявление

Вниманию игроков и гостей. Регистрация прекращена, форум с 01.01.2011 года официально закрыт.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Лабиринт иллюзий » "Сломанные часы" » Лазарет "Последняя Надежда"


Лазарет "Последняя Надежда"

Сообщений 21 страница 33 из 33

21

Это была по-настоящему эпическая сцена. В считанные мгновения Элисон из доброй и приветливой девушки превратилась в фурию. Кондратий даже немного удивился, озадаченно почесал макушку, кашлянул и исподволь пронаблюдал старшую медсестру в гневе. Хочешь узнать человека, посмотри на него в спокойствии, в гневе и в работе. Кляйнер предпочел слинять быстро, пока не прибили чем-нибудь кроме старшей медсестры, полки и лестницы. Но, надо сказать по чести, что коротышку кобольда Кондратий прям-таки зауважал. За упорство и настойчивость. Чувак был что надо. Тихой сапой. Зря не болтал, взял и молча сделал. Как говорится, у каждого свои методы борьбы. Взгляд мага обратился к «подкопу». Сделай Элисон в темноте неверный шаг, ухнула бы в яму. Хорошо, что не ухнула. Хорошо, что все обошлось.
В кабинете противно пахло медикаментами, а теперь еще и керосином. Осколки фонаря остались лежать на полу красивой мозаикой.
- А че делать? А ниче не сделаешь. Это хорошо, что к вам драконов не привозили, - Калашников вздохнул и снова подумал о том, что очень хочется курить. Еще не смертельно, но навязчиво.
- А кстати вот, если бы дракона привезли. Где бы вы его держали? – вопрос из разряда загадок на сообразительность, понятных только самому вопрошающему.
По-хорошему, Калашников считал, что Неумертвия Антона Макарыча не существует и что все это круто подстроенная афера. Если бы даже главный врач был упырем, то хотя бы с заходом солнца пациентам показывался, ну мало ли у кого какая природа, так что ж теперь.  А тут нет мужика и все тут, как сгинул. Упырь был Неумертвий или не упырь – это все-таки вопрос не первостепенный. Первой на повестке дня, вернее вечера, была выписка.
Поглазев на пыльную табличку, Кондратий решил, что за дверью никого нет и ее, эту самую дверь, наверное придется ломать. А фомки-то и нету, вот фигня какая…
Да не тут-то было. Вышел капитальный облом. На стук Элисон ответили. Ответили хорошо поставленным баритоном, очень вежливо. Калашников охренел чуток, переглянулся со старшей медсестрой и, как истинный джентльмен перед лицом опасности, закрывая даму собой, открыл дверь.
- Здрасть, Антон Макарыч. На пару вопросов, можно? – со свойской улыбкой и наивняцкой простотой произнес Кондратий, нарисовавшись на пороге.

0

22

Немного подождав, как того требуют приличия, дабы человек, нет, непосредственный начальник, успел подготовиться к приему и закончив все свои дела, Элисон потянулась к дверной ручке, неприятно и липко покрытой паутиной. Судя по состоянию, ее давно не касалась рука. Однако вопрос пациента Калашникова К. о драконах заставил медсестру углубиться в воспоминания, потому что эти самые драконы…они…
- Да, почему же не бывали? С ветрянкой родители подростка привозили. Он так нас всех забавлял, выдыхая маленькие порции огня в форме сердечек на заднем дворе. Несколько оскорблено ответила Элисон, ведь Кондратий только что усомнился в возможностях больницы, а косвенно и в ее квалификации, как врача.
Но только девушка захотела все-таки войти в кабинет, считая разговор о драконах обидным и законченным, как пациент, используя то  мгновение, когда старшая медсестра отвлеклась, вспоминая о пятнистом от зеленки драконенке размером с лошадь, трогательно клянчившим морковку, проскочил в кабинет первым. Он даже не побрезговал испачкать руки в пылище на ручке. А в его состоянии любая антисанитария…!
Начала было заводить Элисон старую пластинку, как тяжелая дверь кабинета Антона Макаровича с ужаснейшим скрипом и щелчками в пересохшей древесине отворилась.
Что ожидала увидеть за ней медсестричка, осторожно привставая на цыпочки, чтобы из-за плеча высокого Кондратия хоть что-нибудь разглядеть? Да все, что угодно, но не ярко освещенную стерильно-чистую комнату в розоватых тонах. Тут было даже опрятней, чем в ее личном кабинете. А этого, по мнению Элис, просто не могло быть. За массивным столом из светлого дерева у самого окна с сиреневыми жалюзи (хотя их не было ни на одном окне в лазарете) восседал САМ! Антон Макарович! Элисон ни за что бы не признала главного врача больницы в этом высоком и статном мужчине с иссиня-черными длинными волосами, лежащими волнами на плечах, если бы он не был облачен в медицинский белый халат, перед которым даже всегда накрахмаленная форма старшей медсестры казалась желтоватой, и шапочку с красным крестом.
На вид Неумертвию А.М. , если это, конечно, был он, было лет тридцать пять, не больше. Он ослепительно улыбнулся Кондратию и Элисон, демонстрируя работу отличного стоматолога:
- Прошу вас, проходите. Антон Макарович показал на стул перед своим столом, а сам с царственной размеренностью стал перебирать папки с картами пациентов, лежащие на столешнице.
Я же сама отнесла их в регистратуру только и успела подумать медсестра, чуть ли не падая на Кондратия от удивления. А еще девушку поразил тот факт, что в кабинете главврача пахло мужским одеколоном, а не лекарствами, и на краешке стола восседал с наглым видом пушистый розовый заяц.

0

23

Интересно, представляет ли опасность драконья ветрянка для людей? Подумать над этим вопросом у Кондратия не было времени, потому что в следующий момент удивленный Калашников воззрился на Неумертвия, который выглядел вполне себе живым и здоровым и нисколечко не подозрительным если бы не… заяц. Кондратию показалось, что зайца здесь быть не должно, как и самого Антона Макарыча. Это было то самое тревожное чувство, сродни инстинктивному наитию, когда человек не может объяснить, откуда он знает, что все должно быть иначе.
Но Калашников сел, едва не чихнув от одеколона. Кашлянул, послышалось привычное «Бхы-бхы», положил руку на стол и первым делом спросил:
- Антон Макарыч, вы верите в энергетический удар? – звучало это примерно как «Антон Макарыч, вы верите в бога?» или «Антон Макарыч, вы верите в Бабу Ягу?» - одинаково глупо и нелепо.
Нет, Кондратий сумасшедшим не был, хотя его частенько принимали за такового. Просто причина попадания мага в лазарет была как раз в том, что немногим больше недели назад он умудрился схлестнуться с таким же практикующим как он сам. А дальше было как в фильмах, когда взрослые, здоровые мужики силой мысли да взгляда друг друга о стенки швыряют, ломают головой потолочные балки, ловят на себя кирпичи и бревна, а потом выползают окровавленные из месива строительного мусора. Трэш.
Поначалу-то было ничего, и Калашников даже посмеивался, а вот потом Кондратию стало худо. Через три дня после того, как он услышал заветные слова, означавшие, что Калашникову не будет ни дна, ни покрышки, начался этот проклятый кашель. Но местные медики думали по-другому. В частности, Элисон, которой только дай волю – насмерть залечит. Идея, конечно, была отчаянной – попытаться объяснить что и к чему, а еще определить – упырь Неумертвий или все-таки не упырь. Но вопрос об этом, по понятным причинам, Кондратий задавать не стал.
- Я не хочу зря койку занимать, - высказался маг, - потому что не болезнь это. Ну то есть болезнь, но не такая, и лечится не тем, - и в этот момент Кондратий был тверд, но убедительно вежлив.

0

24

Случилось чудо, пациент, за спиной которого Элисон стояла все это время и удивленно наблюдала за САМИМ главврачом, помпезно и даже торжественно перебирающим карты, наконец-то вошел в кабинет. А внутри оказалось все гораздо ослепительней и чище, чем даже та абсолютная стерильность, которая изначально так бросилась девушке в глаза.
Ох, как много могла бы сказать Элис своему непосредственному начальнику. И про то, что бинтов всегда катастрофически не хватает, и про то, что санитары исподтишка употребили весь медицинский спирт, оставив пустые банки в хранилище, как напоминание о своем преступном поступке, а еще, конечно, стоило рассказать Антону Макаровичу у злостном нарушении режима пациентам, осуществляемом с потворства персонала. И многое другое, накопившееся во время отсутствия главврача на посту.
Однако Кондратий не дал произнести Элисон ни звука, сразу и неотвратимо переходя к сути вопроса. Опять он за свое! Надо было удвоить дозу успокоительного, тогда пациент не искал бы приключений, а спокойно посапывал бы в коечке… Хотя о чем речь? В коечку его даже лошадиная доза снотворного уложить смирно не могла. Неодобрительно поджав пухлые губки, Элис встала рядом со столом Неумертвия А. М., ожидая его ответа на все то, что сейчас наговорил Кондратий.
Плюшевый заяц с вышитым на выпяченном шелковом приторно-розовом пузе «Зайка моя» продолжал зловеще коситься на посетителей, пока Антон Макарович, храня молчание, перекладывал карты больных. Медсестричка даже невольно засмотрелась на его довольно волосатые руки с увешанными перстями длинными пальцами. Не известно почему, но ей вдруг показалось, что эти ладони, как большие черные пауки, живут своей жизнью, совершенно отдельной от существования уважаемого главврача. Как зачарованная, девушка наблюдала за черноволосым мужчиной в медицинском халате, пока тот совершенно невозмутимым тоном не перебил последнюю фразу Кондратия, обратившись к Элисон.
- Фамилия и имя больного. Вопрошал Неумертвий, своими пронзительными желтыми глазами кидая взгляд на портрет полной рыжеволосой женщины в балахоне, стоявший у него на столе.
На неожиданный вопрос медсестра вздрогнула и ответила совершенно не своим голосом:
- Калашников Кондратий. Прибыл неделю назад с диагнозом «острая вирусная инфекция с осложнением на легких». Подобралась Элисон, профессионально отчитываясь перед главврачом, который довольно кивнул и выудил из горы медкарт ту самую, что была заведена на Кондратия.
Зашуршали страницы, словно старый высохший пергамент, вновь блеснули бесчисленные перстни Антона Макаровича. На бледном челе врача появилось выражение задумчивое и серьезное, которое тут же расцвело улыбкой.
- Поздравляю вас, голубчик! Вы абсолютно здоровы. Выписка. Немедленная выписка! Объявил Неумертвий к пущему недовольству Элисон, которая и попыталась было возразить, но ее голос потонул в певчих восклицаниях Антона Макаровича. А меж тем черноволосый врач уже вытащил из ящика стола бланк с синей печатью и что-то быстро стал писать в нем перьевой ручкой.
- Отлично. Теперь подпишите здесь и здесь, там галочки…. Кровью. Главврач поднялся со стула, и внезапно оказался ростом метра два. Он протянул Кондратию совершенно другую ручку, чем писал он сам. Эта была какая-то подозрительная… Со слишком уж острым наконечником.

0

25

Сразу видно дело человек. Долго объяснять не пришлось. Все путем, пучком. Ночь переждать и под утро спозаранку двигать отсюда. Не забыть поцеловать Эль. Вот и славно. Вот и замечательно. Вот и…
Минуточку. Кровью?
Он все еще продолжал улыбаться, когда поднял глаза на Антона Макарыча. На анализах им мало что ли. Кровососы проклятые. Кровью Калашников был не согласен. Это у мальцов у этих готов да сатанистов принято кровью кафель мазать, кошек мучить, а для взрослых людей шутки такие ни к чему.
- Ба… - глаза Кондратия удивленно расширились.
- Чернила кончились? Че? Где? Бхы-бхы,  – и Калашников, включив дурака, продемонстрировал в улыбке все тридцать два белых ровных зуба, глядя на двухметрового доктора. – Или новый регламент?
«Боже, милостив буди мне грешному. Спалю нахер» - мысленно прочел Кондратий молитву мытаря в своей интерпретации и немного отошел от стола главного врача лазарета, почти становясь в боевую стойку – руки в боки, лицо набычив.
Сделался серьезен, грозен и непокобелим.
- Не надо так шутить, доктор. Доставай нормальную ручку, все крестики на галочках нарисую.
«Ай блин соли нет. И земельки из волшебного леса. В таскальнике остались» - горе горькое хорошая мысля, как говорится, пришла опосля и была теперь бесполезной. «Процедура номер три. Изгнание мелкого беса. Зависит от концентрации изгоняющего и его истинной веры. Главное быть убедительным».

0

26

Вот так Антон Макарович… В своей практике Элисон никогда-никогдашеньки не встречалась с таким вопиющим случаем врачебной безответственности. Брать кровь у пациента без перчаток, стеклышка и ватки со спиртом, да к тому же ручка никак не желала походить на стерильное лезвие с иголкой. Вот до чего старшая медсестричка почитала начальство, но с таким вопиющим случаем смириться не могла. Словно заподозрив неладное, Кондратий явно возмутился, хоть на словах ограничился только вопросами про новый регламент и не желанием протыкать пальчик этим довольно странным инструментом.
Заметив то, что чело Неумертвия А.М. вдруг избороздили морщины крайней досады и удивления, Элис торопливо заняла довольно рискованное положение между пациентом и столом главврача.
- Пациент, не упрямьтесь. Если не хотите на выписку, то вполне можем вас еще недельку или две в стенах лазарета подержать. Промолвил Антон Макарович таким загробным голосом, что фразу можно было бы перевести так: Пациент, а дальше цензура. Не будете подписывать, так я тебе голову оторву и т.п. За точный перевод Элисон не взялась, но со стороны именно так и послышалось, зато щедро сдобрено оказалось зловещей улыбкой на бледных губах черноволосого врача.
С высоты накопленного опыта медсестра понимала, что назревает конфликт. Довольно распространенное явление в жизни, но в больнице скорее нонсенс. Изначально для медиков все больные, как родные дети. Поэтому поведение Неумертвия все больше удивляло и поражало Элисон. Она, не скрывая своего неодобрения, посмотрела прямо в желтые глаза Антона Макаровича, которые так похожи были на полную луну, отраженную аж два раза, и… пропала. Почти в прямом смысле.
  Фигурка девушки так и застыла на месте, отрешенно смотря прямо на лыбившегося врача, перебирающего по стеклянной столешнице своего стола пальцами в перстнях. Ее карие глаза ничего не выражали, даже, казалось, что ни единого вздоха не сорвалось с приоткрытых губ.
Совершенно не обращая на медсестричку внимания, Антон Макарович вышел из-за своего места, пристально всматриваясь в такого несговорчивого больного.
- Калашников Кондратий, выписка или дополнительное санаторное лечение на втором этаже в палате для особо буйных. Продолжал увещевать главврач, как бы между прочим касаясь замершей Элис. От его прикосновения по телу девушки пробежало какое-то слишком уж яркое мерцание, запахло конфетами и … ой… Элисон пропала, зато рядом с розовым пузатым зайцем появился еще один. Маленький такой, беленький, в шапочке с красным крестом.
А, если оглядеться вокруг, то можно было заметить, что все медшкафы в кабинете Неумертвия были плотно забиты зайцами всех мастей и размеров. Вот оно как бывает…

+3

27

Заяц для Калашникова стал последней каплей. Точнее не заяц, а Элисон, превращенная в зайца.  Если читатель никогда не видел, как ребенок защищает любимого плюшевого мишку или собранного из совкового стального конструктора пучеглазого инопланетянина с колесами вместо глаз или девочку Катю из детского садика, именно сейчас ему представляется такая возможность – узреть.
Но в исполнении взрослого и серьезного мага Кондратия. Нет, Калашников рост и вес менять не умел, поперек себя шире не становился, в высоту и по диагонали тоже. И был бы он такой маленький и беззащитный, если бы ни одно но – взгляд, сжатые до побеления костяшек кулаки, тихое, хриплое «Обижаешь, доктор» и предельная концентрация.
Шутки да прибаутки кончились. «Бхы-бхы» куда-то сразу пропало. Маг скрипнул зубами. Заходили под щетиной желваки. Зрачки расширились, а взгляд стал и правда страшный – как у буйного сумасшедшего. Глаза почернели, а где-то на дне их плескалось горящей нефтью пока что дремлющее пламя.
Затем Кондратий вдруг выставил руку ладонью вперед.
- Приказываю тебе подчиниться, во имя неба, земли, воды и огня, - в воздухе затрещало, после чего вокруг Антон Макарыча Нумертвия нарисовался ровный, четкий огненный круг. Прикол этого фокуса был в том, что при попытке пересечь границу, Антон Макарыч нарывался на пламя изнутри, но само пламя ничего другого не касалось и не жгло.
Стало жарко, сам Кондратий теперь напоминал доменную печь. Сила расходилась концентрическими кругами, давила, пригибала к земле.
Левой рукой взяв плюшевого зайца в медицинской шапочке Кондратий спрятал его, то есть ее, Элисон, за спину.
- Воля моя такова. Да примешь ты истинное свое обличье, сообразно тому, каким был сотворен. Да будет слово мое крепко, и да не сможешь ты переступить чар, наложенных на тебя, - каждое слово ложилось ровнехонько в цель гвоздем, выпущенным из строительного пистолета.
- А теперь, красава, бумажки свои убирай-ка в стол и бабу сюда вертай взад, а не то я тебя до угольков выжгу изнутри, падла, - в подтверждении того, что Калашников не шутил на Неумертвии начал дымиться белоснежный халат, а к запаху одеколона быстро примешался запах паленых волос Неумертвия.

+2

28

Знала бы Элис, какие страсти бушуют в кабинете главврача, непременно постаралась успокоить бы обоих противников убойной дозой лекарств, но девушка не знала. Печально свесив из-за спины Кондратия длинные плюшевые уши, она, то есть теперь зайчик умеренной пушистости, разглядывала глазами-бусинками кафельный пол, пребывая в полном неведенье.
И слава Гиппократу! От зрелища мечущейся фигуры двухметрового Антона Макаровича, пытающегося вырваться за пределы магического круга, созданного великим колдунством пациента Калашникова, можно было сойти с ума. Черные волосы Неумертвия развевались в потоке раскаленного воздуха, глаза горели, а сам главврач все больше приходил в неистовство, кидаясь на стены их огня. Последствия этих необдуманных действий четко и ясно сказывались на его белоснежном медицинском халате, который даже без всякого ан то вмешательство Кондратия превращался в горелое тряпье, неуместно смотревшееся на враче, который, как оказалось, подозрительно кого-то напоминал.
- Что вы себе позволяете? Немедленно вызовите санитаров и пожарный отряд! Пожарные даже предпочтительней, но и санитаров тоже не забудьте. Закричал Неумертвий с сильным болгарским акцентом, при это он картинно заламывал руки и периодически шипел на мага, кидая фразы из блатного лексикона.
Но с каждой минутой становилось очевидно, что талант колдовства Кондратия превышает силу матюгов и воплей Антона Макаровича. Повинуясь приказанию пациента, Неумертвий начал стремительно менять очертания, становясь намного ниже и шире в плечах, да и в объеме в целом. Вспышки маленьких, неизвестно откуда взявшихся взрывов, озарили силуэт… ой, снабженный вполне женственными формами. Всего через несколько мгновений перед Кондратием предстал…а. Регистраторша?! Тетка, у которой из-под розового чепчика, шипя и извиваясь, выбивались отдельные пряди из змей, ругалась почем свет зря, грозя магу кулаком. - Ишь чего удумал! Мы родственники самим Горгонам. Слыхал о таком семействе?  Возмущалась регистраторша, бубня про себя какие-то заклинания, от которых зайцы, заполнявшие все шкафы в кабинете, куда-то исчезали, оставляя после себя лишь запах жженой карамели.
-Кондратий, отпустите мою руку. Мне больно. И что тут такое происходит? Удивленно произнесла Элисон из-за спины мага, вновь обретая свой истинный облик. Она категорически не могла понять, что перед ней за ужасы такие…
Только один заяц, тот самый, что сидел на столе липового Неумертвия, так и остался плюшевой игрушкой. Возможно, только потому, что он один и был настоящим.

Отредактировано Элисон (2010-03-08 00:07:53)

0

29

Шкварчало, трещало, дымилось и орало. Звало санитаров, потрясало полными руками, надувало щеки и пенилось от злости. Медленно, но верно наступало торжество правды над иллюзией. Почти как торжество коммунизма, которого так и не добились предки мага Калашникова. Маг был непокобелим и регистраторшу отпускать не спешил. Знай наших.
- Ага! – с радостью возопил Кондратий, когда липовый Антон Макарыч начал наконец-то принимать свой истинный облик. Регистраторша пыхтела как тульский самовар, сыпала ругательствами и требовала пожарных, Калашников развлекался с явным удовольствием садиста. За правду и справедливость. Потому что не хорошо превращать девушек в зайцев и обижать тех, кто ему, магу Кондратию Калашникову, нравится.
Стоп. Нравится?! Очень сильно нравится. Так-так. Надо будет подумать об этом на досуге. Так сказать, поговорить с собой по душам и как следует разобраться. Мда…
- Выписку, по-быренькому, - скомандовал Калашников регистраторше и только потом обнаружил ожившую Эль. Подуспокоился малех и даже подобрел. Так-то лучше.
На вопрос медсестрички Кондратий хотел было ответить простым русским словом «пиздец», но постеснялся это делать. Женщина все-таки. К тому же с тягой к чистоте. Поэтому немножко потратив время на поиски подходящего выражения, Кондратий ответил:
- Маленькое недоразумение.

0

30

Маленькое недоразумение приняло форму стихийного бедствия. Не меньше. Если только вдуматься, в какой же больнице в кабинете главного врача может твориться такое! Костер до небес, точнее до покрытого пенопластовой плиткой потолка, которая, обиженно чернея и загибаясь, обугливалась в языках пламени. Летела во все стороны копоть, к пущему раздражению ничего не понимающей Элисон, оседая на ее некогда белой униформе. Какой ужас! В центре кострища, вереща и заламывая руки, бегала регистраторша. Стоооп!
А причем здесь эта пожилая женщина в розовом чепце? И где, спрашивается, Антон Макарович Неумертвий, то есть непосредственное начальство? Если добавить ко всему прочему и явно развлекающегося пациента Калашникова…. Все! Элис откровенно запуталась. Кто, где, зачем? Девушка не помнила даже свое превращение в зайца, что говорить о том моменте, когда фальшивого врача окружило пламя, ловко созданное магом.
- Немедленно прекратите! Правильно. Когда не можешь разобраться в ситуации, лучше всего начать говорить командным тоном, дабы не выдать свое незнание и недоумение. Это получалось у старшей медсестры просто отлично. Во всяком случае, не хуже, чем в общении с назойливыми родственниками пациентов.
- Элисон, помогите же мне. Вот этот больной устроил поджег! Регистраторша, не будь дурой, быстренько смекнула что к чему и воззвала к самой душевной части натуры медсестры… К состраданию. Разве Элис могла оставить пожилую женщину в беде? Конечно же нет. Поэтому, изобразив на лице выражение крайнего испуга и мольбы, регистраторша тыкнула пухлым пальцем в Кондратия, выставляя его виновником происшествия.
Но на самом деле Элисон никак не хотелось покидать безопасного убежища за спиной мага. Что-то не спешила она на выручку коллеге, однако доброта характера взяла свое. Девушка, решительно ухватившись за руку мужчины, ринулась к огню. Зато коварная регистраторша не дремала. Пусть бешеные языки и сжирали рукава медицинского халата, но родственница Горгон вдруг хватанула Элис за плечи и втащила в самое пекло.
-Ха-ха-ха… Раздавался демонический смех, змеи шипели, а мир завертелся, заполнившись ярко-желтыми отблесками пламени….

…. Первые солнечные лучи робко пробрались сквозь приоткрытые шторы больничной палаты, падая на пол и неизменные тумбочки под светлое дерево. Ничто не нарушало покоя стен лазарета. Даже одинокий цветок, принадлежащий к неизвестному виду растений, возрадовался наступившему утру и раскрылся сиреневым соцветием.
Еле слышно скрипнула дверная ручка, смешиваясь с сонным дыханием пациентов, видевших, быть может, еще цветные сны. И в палату вошла старшая медсестра со стетоскопом.
-Доброе утро, пациенты! Прошу на плановый осмотр перед завтраком. Весело проговорила она, и на пухленьких губках заиграла мягкая улыбка. Застучали каблучки, когда Элисон подошла к окну и раздвинула занавески, впуская в палату утреннее солнце и тепло…

+1

31

Солнце? Откуда здесь солнце? Солнца здесь быть не должно – подумал Кондратий и окончательно проснулся. Потер глаза, посмотрел на медсестру и поскреб ладонью покрытую щетиной щеку. Надо будет сегодня побриться перед тем, как уходить, подумал Калашников. Во сне, а это был именно сон, идея с досрочной выпиской не прокатила. Не то, чтобы Кондратий верил в вещие сны, но обращаться за выпиской он не будет. Точка. Сделает по-своему. Настроение было смурным, как у любого человека, который был близок к цели, но потерял ее, а проснувшись понял, что гоняется за фантомом.
Потом «распогодилось».
Время шло, а медлить было нельзя. К тому же, он обещал зайти в гости к дракону Пашке, которому досаждали спасители принцесс, несмотря на то, что никакой принцессы у Пашки и в помине не было.
Вздохнув, Кондратий сел на кровати. Посмотрел по сторонам на просыпающихся больных. Чуть прищурил карие, почти черные глаза, то ли от солнечного света, то ли… после того как взглянул на старшую медсестру.
Через пять минут Калашников, улыбаясь, брал у пожилой санитарки новую пижаму и халат, еще через десять вышел из душа гладко выбритый и ослепительно чистый, как новый золотой. Был любезен с медперсоналом и даже проводил разбрасывающего пыльцу фея до сортира. Запаха табачного дыма не наблюдалось. Осмотр, завтрак и процедуры прошли в тишине и смирении, как молитвы в монастыре строгого режима.
Был ли на самом деле подкоп, сделанный Кляйнером или не было, Кондратий не знал, да и Кляйнера спрашивать не было времени. Когда подкупленный на приворотный амулет для остывающей зазнобы санитар принес ему очередную пачку сигарет, таскальник и вещи,  Калашников поблагодарил его, похлопал по плечу и выразил искренне сожаление тем, что придется распрощаться.
- А где тебя искать?
- Не надо меня искать. Сам тебя найду.
На том и уговорились. Переоделся в закутке у задраенного наглухо балкона.
Уходить так с музыкой. В три после полудня раздался дикий крик регистраорши; «Кууудаааа!», а потом лазарет «Последняя Надежда» содрогнулся от мощного толчка. Затрещало, зашипело, заискрило и накренилось. Ухнуло волной, толкнув в плечи. Попадали папки со стола в регистраторской, задребезжали стекла, разбились несколько банок. На секунду погас свет в процедурном кабинете, чтобы вспыхнуть вновь.
Открытые разрыв-травой двери отделения жалобно скрипнули, прежде чем одна створка сорвалась с петель и упала с грохотом. Поднялась паника.
- Эх, была не была! – рассмеялся Кондратий и помчался бегом вниз по лестнице, да во двор под яркое летнее солнце.
Очухавшийся было медицинский персонал ломанулся за магом, но дорогу им преградила внушительных размеров стена огня. Выла противопожарная сирена. В небе маячил, постепенно снижаясь красивый силуэт дракона Пашки. На столе старшей медсестры лазарета осталась записка, в которой ровным, красивым  почерком были выведены четыре слова:
«Обязательно увидимся, милая Эль».
С высоты драконьего полета бедовый маг Кондратий дивился на раскинувшийся внизу пестрый мир, периодически бухыкая в кулак.

Отредактировано Кондратий (2010-03-09 17:44:46)

+1

32

Новый день приносил с собой новые заботы, которые исполнялись, будто по нотам. Как только солнце всходило на радостное голубое небо, лазарет просыпал от ночных снов, и начинается обычная жизнь медицинского заведения. Снова старшая медсестра приступала к своим обязанностям – распорядителя в этой обители добродетели, санитарки и рядовые медсестры сновали туда-сюда, меняя белье и всячески заботясь о больных, регистраторша в розовом чепце вновь вежливо улыбалась и отвечала на вопросы, кобальт неустанно рыл ходы чайной ложкой, Антон Макарович так же таинственно присутствовал и не присутствовал одновременно….
Ничего не менялось в размеренном ритме лазарета. Ничего… Ничего?! Конечно, кроме того переполоха, который вызвал Кондратий, дерзнувший совершить побег из больницы.
Элисон, как раз подошла с чашкой, полной горячего ароматного чая, к окну своего кабинета, когда перед ее взором предстал взмывающий в небо дракон с отчаянным сорвиголовой на спине. Улыбнувшись стремительно удаляющемуся силуэту, медсестра провела ладошкой по левому карману формы. Все больше для успокоения…. и чего-то еще, чему в ее жизни пока места не было. Тонкая бумага с начертанной на ней запиской зашуршала под пальцами девушками, как будто говоря: Он вернется… Может быть… Элис не верила в сказки. Пусть на своем диковинном коне Кондратий спасет от какого-нибудь страшного злодея прекрасную деву, скорее всего, этих дев будет много, пусть опять ввяжется в неравный бой и попадет в неприятности. Наверно, она будет его ждать.
Сделав маленький глоточек чая, Элисон вздохнула. Не случайно именно этим утром девушка собственноручно положила в личные вещи неусидчивого пациента приличный запас лакричных пастилок от кашля и сложенный в четыре раза бланк с выпиской, заполненный ее округлым подчерком.
  Обязанности упорно звали Элисон к себе. Что ж… Белая чашка была аккуратно поставлена на блюдечко. Цок-цок. Каблучки по кафелю, искренне добрая улыбка и забота во взгляде больших карих глаз.

+1

33

Уходя, уходи…. Капли дождя, принесенного южным ветром, постепенно исчезали с прозрачного стекла окна кабинета старшей медсестры лазарета. Слезы погибающего чувства. Не разобрать теперь. Лицо девушки мокро от соленых слез…. Подушечками пальцев прижиматься к холодной грани. Последнему рубежу, отделяющему ее от равнодушия окружающего мира. Она запуталась в своих желаниях, своих мечтах, словно птица в сетях. Крепки нити, больно ранят они трепещущее сердечко.
Она лгала себе, заставляла себя улыбаться. Все ровна, всегда подтянутая, всегда безупречная. И никто, никто не знал, как это страшно… Знать, что тебя никто не ждет, никто не любит… Или думать так, все жизнь убеждая себя в этом. Стоило лишь раз ошибиться. Полететь, как мотылек на жаркое пламя раскаленного стекла, чтобы обжечься.
Уходя. уходи…. Закрыта дверь на ключ. Никто не потревожит Элисон в это мгновение, когда впервые она осталась наедине с собой. Нет смысла и дальше обманывать себя. Любовь, любовь. Тебе не дано ощутить этого чувства. Наверное, это неправильно. Но в этой жизни все так сложно. Не бывает простых решений.
А внутренняя рама окна уже открыта. Да, они справятся и без нее. Все эти медсестры. Ангелы милосердия, воспитанные ею. Хотелось думать, что ничего не изменится, что порядок белых стен лазарета не исчезнет. Не стоит больше плакать. Все рано или поздно находит свое отражение в темноте, даже если она пахнет карамелью.
Тяжелая внутренняя рама с трудом открылась, осыпая на пол белую краску. Уходя, уходи… В сером небе летали пегасы. Свободные… крылатые… Им всегда нравился дождь и то, как по блестящей шкуре скатываются холодные капли воды. Кони, подвластные лишь ветру, возьмите меня с собой. Там в вышине нет лжи и обмана, там…
  Она встала на подоконник, прижимаясь к стеклу. Сомнения? Их не осталось. Так будет лучше… для всех. Но в последний момент сквозь тучи пробился робкий лучик солнца. Элис так хотелось вновь поверить ему, этой маленькой радуге в дождинках, которые еще остались на окне…  Она подалась назад, но ничего нельзя было уже изменить. Неосторожное движение последней надежды, и звон разбитого стекла.
  Уходя, уходи. Осколок прозрачный и тонкий и неотвратимо острый пронзил сердечко, мечущееся в своем горе. Белая ткань медицинской униформы окрасилась в красный. Цвет страсти, цвет потерь.
Говорят, что в этом мире никто не умирает. Да, так говорят. Пройдет совсем немного времени, и даже старый верный Амфибрахий забудет Элисон… Память не вечна… Вечны только потери.

0


Вы здесь » Лабиринт иллюзий » "Сломанные часы" » Лазарет "Последняя Надежда"


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно